Сухбат Афлатуни - Поклонение волхвов. Книга 1

Посмотрела на Николеньку. Сказать, что сама бежит от Пукирева, от Маринелли, от всего? Бежать — так сейчас, пока вокруг суматоха и не до нее.

Потребовала:

— Улыбнись.

Он сидел, замкнув лицо ладонями.

— Улыбнись же!

Он попробовал.

— Так я и не увидел тебя на сцене.

Обняла, слеза смазалась о его щеку.

— Варвара Петровна! — крикнули с улицы.

— Другой раз, Николенька. Другой раз приеду, увидишь меня и на сцене. Может, на обратном пути. Нарочно для тебя на сцену выйду. А может… А может, помилование тебе выйдет. И тогда — в Петербурге, все вместе, ты, я, Маменька, все. Левушку разыщу, Иону заберу. Все вместе будем!

С улицы снова кликнули, в оконце глянул лошадиный глаз. Повозка ждала. Варенька поднялась, взмахнув платком.

— Я провожу! — Он натягивал на себя шинельку.

— Не надо, не надо, — шептала Варенька и ждала его, бестолково кружившего по избе.

«Скворец, — глядела сквозь новые слезы. — Скворец…»

Николенька поздоровался с рябым парнем — глянул на Вареньку: кто? «Игнат!» — шепнула; ну да, вчера познакомились…

— Берегите Варвару Петровну, — сказал ему Николенька, ревниво блеснув из-под ресниц.

— Не извольте беспокоиться. Сбережем-с!

Актеры уже сидели по повозкам; зевали, кто-то дремал. Место для Николеньки нашлось только рядом с Игнатом, на реквизите. Варенька упорхнула в передний возок, откуда ей махало несколько рук.

Зачавкала земля под колесами, забренчала гитара.

— Думали неделю здесь спектакли давать, а вон как получилось! — покачивался на мешках Игнат. — Фортуна!

Приближались к воротам. За возками бежали мальчишки; хрипло лаяли шавки, прощаясь на свой манер с театром.

— Что это у вас тут в мешке круглое? — спросил Николенька.

— Головы. Опять вчера одну чуть не стянули. Говорю им: они ж не настоящие, восковые! А они мне: понимаем! И снова, только успевай за руку ловить!

Прощание было быстрым. Дул ветер, они стояли за городскими воротами. С возков смотрели на них. Кто-то бередил гитару. Игнат волновался и ковырял в зубах.

— Я тебе напишу, — повторяла Варенька. — Знаешь, мне письмом даже легче высказать. Я в театре уже и отучилась по-человечески говорить, все — ролями… А знаешь, вчера, несмотря на сорванный спектакль, мне два букетика прислали.

— Варвара Петровна, мамочка, едем! — крикнули с возков. — Сами же нас торопили!

Варенька обняла его.

— И Маменьке напиши! — быстро прижалась к его плечу. — Тревожно мне что-то.

— Напишу.

Выскользнула — к повозке, не оборачиваясь. Театр заскрипел и двинулся; ветер надувал холст повозок. С последней повозки помахал Игнат.

Николенька махнул в ответ.

Постоял.

И бросился в крепость — забраться на вал, оттуда степь — как на ладони; пока они будут огибать холм, он сможет наблюдать за ними.

В воротах столкнулся с конным отрядом. Замер, ожидая для себя неприятность — за бегство с гауптвахты. Но отряд пронесся мимо, гулко процокав под въездной аркою. «Странно…» Николенька побежал вверх на вал.

На валу стояло двое солдат; одного, Грушцова, Николенька знал.

Возки уже обогнули холм.

Тяжело дыша, Николенька вгляделся в степь.

С холма наперерез вынесся тот самый отряд, встреченный под аркою.

Возки стали; те, на конях, окружили возок, где была Варенька.

Николенька видел, как она медленно вышла, как выскочил антрепренер. Из другого возка тащили Игната. Один из конных подъехал к Вареньке, спрыгнул с коня и схватил ее за руку.

Николенька собрался бежать вниз, но тут новое обстоятельство остановило его.

На краю степи потемнело, стали видны всадники — целый отряд, два отряда, три, — летевшие под темным знаменем.

С другой стороны холма их не видели; там шло выяснение, двое держали вырывавшегося Игната; Варенька стояла, взмахивая рукой, что-то говоря. Один из офицеров, не слезая с лошади, достал какую-то бумагу.

Конная лавина приближалась; уже в крепости ее заметили и засуетились, затопали сапогами. За спиной задышал Грушцов:

— Господи…

— В воздух стреляй, в воздух! Чтобы они заметили! — крикнул Николенька.

Грушцов замешкался. Николенька, выхватив у него ружье, сам выстрелил вверх.

Те, внизу, — услышали. Дернулись лошади. Еще сильнее сжались актеры.

— Это что за шутки? — нахмурился один из офицеров.

— Какой-то солдат на валу… стреляет вверх!

— Что за шутки?

Другой, на лошади, глянул в бинокль:

— Это Триярский. Брат ее. Черт! Давайте тоже его припугнем… В воздух, а если не поймет…