Джеймс Хайнс - Расклад рун

Приклеив бороду и наложив грим, Беверли пристально всматривалась в лицо Вирджинии с расстояния всего в несколько сантиметров, и это был взгляд настоящего профессионала сцены, оценивающего производимый внешний эффект, а вовсе не самого человека, скрывающегося за театральной маской из грима. Уже в полном костюме, только без обуви, Вирджиния снова улеглась на кровать, заложив руки за голову, и стала смотреть, как Дженни Джоунс на экране телевизора удивляет гостей рассказами о своих тайных любовных похождениях. Статья с рунами на последней странице, аккуратно сложенная, лежала во внутреннем кармане пиджака.

Одевалась и Беверли. Сегодня она надела темный хлопчатобумажный джемпер с большими карманами, и Вирджиния, глянув на нее краем глаза, заметила, что Беверли извлекла из сумки пластиковую коробочку с канцелярскими принадлежностями и вытащила из нее новенький миниатюрный степлер, коробку со скобами и такой же маленький «антистеплер». Беверли села, и край кровати застонал под ней. Зубами она содрала со степлера обертку из клейкой ленты и сунула в него обойму скоб. Затем несколько раз нажала на степлер, чтобы проверить, как он работает. Убедившись, что все в порядке, Беверли встала и испробовала несколько вариантов размещения этих своеобразных орудий: степлер в правом кармане, антистеплер – в левом; потом степлер в левом кармане, а антистеплер – в правом; затем она положила и тот, и другой в левый карман.

Закончив свои странные манипуляции, Беверли подошла к зеркалу, опустила руки по швам, сделала глубокий вдох, а потом столь же глубокий выдох, быстро засунула руку в карман и с молниеносной скоростью вытащила оттуда антистеплер, а за ним степлер.

Вирджиния теперь наблюдала за ней с нескрываемым любопытством, забыв о телевизоре. Беверли проделала непонятные манипуляции несколько раз, с каждым разом все быстрее и проворнее. Наконец она остановилась, раскрасневшись и тяжело дыша. В зеркало Беверли заметила, что Вирджиния смотрит на нее.

– Пошли.

– Почему бы и нет, – откликнулась Вирджиния. Первое заседание пятницы планировалось как центральное

мероприятие всей конференции, как антропологическая битва столетия, но вместо этого была объявлена импровизированная дискуссия по поводу плаката конференции. Открывать дискуссию было предоставлено Грегори Эйку. Сегодня он был идеально выбрит, волосы зачесаны назад, и к микрофону он приближался, сжав руки и нахмурив лоб. Все присутствующие затаили дыхание в ожидании чего-то эпохального, и Грегори Эйк сымпровизировал страстную мольбу об отпущении нескольких смертных грехов: легкомыслия, недостойного ученого такого уровня, евроцентризма, латентного расизма. Он был похож на телевизионного проповедника, которого застукали в номере мотеля с проституткой и теперь молящего паству о прощении.

Вирджинии и Беверли все это было неинтересно, и они ушли, даже не пройдя от входа к своим местам в зале. Они просто осмотрели помещение в поисках Карсвелла, а не обнаружив его, обменялись понимающими взглядами и удалились.

Выйдя из зала, женщины разделились, чтобы иметь возможность осмотреть побольше разных университетских помещений. В поисках Карсвелла каждая должна была обойти несколько аудиторий, где проходили встречи участников конференции. Карсвелл не появился ни на одном из семинаров первой половины дня, не пришел он и на обед в факультетский клуб. Обед состоял из гавайских национальных блюд, поданных в виде «шведского стола» на мармитах [13], что очень напоминало студенческую тематическую вечеринку. Главным ингредиентом почти во всех блюдах были ананасы.

Остановившись у столика вместе с несколькими незнакомыми ей участниками конференции, Вирджиния спросила, не видели ли они Карсвелла после вчерашнего столпотворения на открытии.

– Я слышал, что он как будто уехал, – ответил археолог по имени Монтэгю из университета Дьюка. Лицо его из-за многих лет, проведенных на солнце и морском воздухе Соломоновых островов, было покрыто бронзовым загаром, словно у заядлого серфингиста.

При этих словах Беверли застыла от ужаса с куском свинины и долькой ананаса на вилке. Вирджиния бросила в ее сторону многозначительный взгляд.

– До меня доходили слухи, – заметил маленький, щеголеватый, хитроватого вида историк из Гарварда, ходивший без беджа, – что какие-то дамы из участниц конференции изрезали его на куски морскими раковинами, острыми, как лезвия бритв.