Энтони Берджесс - Хор из одного человека. К 100-летию Энтони Бёрджесса

— Hur står det till? [64] Как дела? (шведск.).

Он ответил, что хорошо, спасибо. Он передал мне перец и я сказал:

— Tack [65] Спасибо (шведск.). .

— Ingen orsak [66] Не за что (шведск.). , — ответил швед.

А больше я по-шведски почти ничего не знал, кроме «Vad är klockan?» [67] «Который час?» (шведск.). — вопроса чрезмерного, как громадные часы из фильма Фрица Ланга [68] Фриц Ланг (1890–1976) — немецкий кинорежиссер, с 1934 г. живший и работавший в США. Один из величайших представителей немецкого экспрессионизма. , которые набрасывались на каждого, кто входил в двустворчатые двери. Пара разрумянилась и глупо усмехалась, глядя друг на друга, вспоминая что-то недозволенное; они оба были такими худыми, словно их источила чистая любовь. Я подумал о Чарли Уиттиере, потом об Имогене и Уинтерботтоме, а потом о мистере Радже, вот интересно, много ли он узнал от Элис о расах и расизме? Все они казались уже далекими, хотя мы еще стояли в дождливом Саутгемптоне.

Но от мистера Раджа надолго не удалишься. Его голос жил в голове, словно черные свистящие драконьи хвосты, хлеставшие нас в Бискайском заливе. Мне показалось, что я слышу его утешительное: «Скоро, мистер Денхэм, вы уйдете в более чистые моря и к более спокойному желудку».

Под пяткой Франции появилось квадратное лицо Португалии, и я вообразил, как мистер Радж говорит: «Лиссабон — это нос Португалии, мистер Денхэм. Репутация Португалии удушливо смердит на Цейлоне. Расовая нетерпимость и навязывание христианства, мистер Денхэм».

Мы доплыли до Средиземного моря, разлученных губ Африки и Испании, а почту взяли на борт в Гибралтаре. Там была открытка от мистера Раджа — глянцевая картинка с изображением дома, где родился Шекспир, и вопрос от неутомимого вопрошателя: «Как вы полагаете, разве любовь исключает вожделение плоти у мужчины и у женщины? Я был бы признателен за быстрый ответ. Ваш отец кушает хорошо».

Я послал короткое сообщение на обороте картинки с видами кораблей, адресуя отцу мой горячий привет, а мистеру Раджу — осторожное мнение, что все это зависит от обстоятельств и что отвечу подробнее из Порт-Саида.

Однажды на пути к Порт-Саиду я гулял на прогулочной палубе и встретил моего шведского сотрапезника. К моему удовольствию он спросил:

— Vad är klockan?

Я взглянул на часы, они показывали без двадцати четыре, но я помнил по-шведски только «без четверти пять».

— Klockan är en kvart i fern, — ответил я, и он умчался, поскуливая по чуть не упущенному чаю.

Для меня жизнь протекала почти так же блекло, как в отпуске, но стала гораздо теплее. Хотя не было и проблеска для начала корабельного романа, а в библиотеке присутствовали в основном Нэвил Шют [69] Нэвил Шют Норвей (1899–1960) — английский писатель и авиаинженер; наиболее известное его произведение — постапокалиптический роман «На берегу» (1957), экранизированный в 1959 г. американским кинорежиссером Стэнли Крамером. и А. Д. Кронин, бармены полагали, что беседы с посетителями нарушают субординацию, а палубных игр я не переношу. Но в Порт-Саиде меня ждала фотография креста на рыночной площади в Банбери, а на обороте краткая и срочная депеша от мистера Раджа: «Крайне важный вопрос. Необходимо узнать, возможна ли любовь без чувственного желания. Ответьте обстоятельно».

Обозревая мрачный горизонт Порт-Саида я заметил, что статуя де Лесепса [70] Статуя Фердинанда де Лесепса (1805–1894), французского инженера, руководившего строительством Суэцкого канала, стояла у входа в канал; в 1956 г. была убрана по приказу египетского президента Гамаля Насера, что символизировало национализацию канала Египтом. исчезла, и почувствовал черную враждебность к жирным кольчатым египтянам, которые штамповали паспорта в баре второго класса. На берегу вечером ко мне пристал драгоман, египетский бочонок в пальто шоколадного цвета. Карточка представляла его, как Мохамеда Камала Абула Хера, но он попросил: «Называй меня Джок». Не было языка, которого он не знал бы, и вдобавок он владел семью прилежными английскими диалектами. Куда бы мы ни шли, везде висели портреты Старшего Брата — Президента, а в витрине с фотографиями школьной гимнастики я прочел: «Современный Египет. У нас никогда не унывают». Настроение мое слегка приподнялось.

Я пил пиво «Стелла», а Джок, соответственно, скотч в ночном клубе — отюрбаненные официанты, сирийские сводники в американских костюмах, две луноликие хозяйки по имени Паллада и Афродита, разлагающийся французский оркестр. Пассажиры мужского пола материализовались там же, внезапно обретя говяже-красный цвет лица и чавкая. Под аплодисменты и барабанную дробь закружился и заколыхался живот плясуньи-гречанки — охровый, складчатый, дендросоматический. С неподвижной казеозной улыбкой она потрясла телесами в такт музыке и принялась взгромождаться на столы. Мне стало страшно, я совсем не хотел, чтобы она взгромоздилась и ко мне.