Владимир Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Селения редки — не то, что в пограничье. Здесь настоящие просторы. Шоссе вьется по излучинам рек, потом начинается горный серпантин. Долины рек глубже и круче врезаны в землю.

Кое-где в чащах находят грубо отесанные камни. В расположении их чувствуется некий загадочный для нас порядок. Это, по-видимому, храмы. Здесь совершали моления друиды — жрецы и предводители кельтов.

Но вот еще храмы или остатки крепостей. Они высятся у самого шоссе, местами образуют сплошные улицы высоких, местами осыпавшихся, трещиневатых стен, круглых башен с пучком деревьев наверху, вместо купола. Причудливые карнизы в несколько этажей, огромные ворота в черную пустоту, узкие расщелины-переулки, теряющиеся среди этих диковинных построек…

Похоже — заколдованный, уснувший город, окаменелая легенда в лесной глуши…

Но нет, строитель здесь — природа. Стены отшлифовала вода. И она же пробила пещеры, ниши, ущелья и вместе с ветром расколола и сбросила с обрыва, прямо в кювет, мелкий плитчатый лом песчаника.

Но легенда все-таки живет в этих местах. Детям рассказывают о Виллиброре, который ходил здесь с крестом и посохом и разрушил идолов. О чудесном, бессмертном олене, носящем на голове между рогами лучезарное распятие. О странных камнях, исходящих потом или кровью. О злых, несправедливых рыцарях, сраженных здесь небесной карой.

Диковины природы щедро питают фантазию. Указатели на шоссе направляют путника в «Замок филинов» с его причудливыми, прорытыми водой коридорами, или в ледовый грот, где и в июле таится зима.

У многих стран есть свои Швейцарии — имеется она и у Люксембурга. Чем он хуже других! Здешняя, правда, миниатюрна — снежных пиков нет, возвышенности редко превышают четыреста метров. Но зато как многообразен рисунок долин, откосов, каньонов, скульптура скал, краски песчаников, серых доломитов, светлых известняков, черных сланцев. И зеленое население лесного приволья, где рядом с сосной растет кизил, недалеко от березы — грецкий орех.

Черты природы многих стран как будто сжаты в одной горсти. И напрасно туристские фирмы взяли напрокат вывеску Швейцарии — у Люксембурга есть свое имя, которого ему, право, нечего стыдиться.

Туристов здесь бывает много. Летом на зеленой ступени горы, среди узловатых дубов разбивают палатки, разжигают костры. Рыболовы спускаются по замшелым камням к речке ловить форелей.

Спустился вечер и стал безжалостно набрасывать покрывала на деревья, на скальную феерию — словно сторож в музее.

Часа через два лес отхлынул назад и впереди в темноте очертился в небе зеленый крест. Я вернулся в столицу, проделав по стране круг в сто пятьдесят километров. Но не простых, а уплотненных, чисто люксембургских. Вряд ли еще где-нибудь на земном шаре есть такие километры.

Из всех миниатюрных, уютных площадей столицы мне больше всего нравится пляс д’Арм — Оружейная. Она вся на ступеньке холма, и с улицы, расположенной внизу, туда поднимаешься по старинной лестнице, парадно украшенной каменными вазами. Как мосты велики для города, так и лестница, кажется, велика для площади, на которой, однако, уместились и сквер, и беседка для оркестра, и площадка для гуляющих. В теплые летние вечера вокруг музыкантов прохаживается, можно сказать, весь столичный Люксембург.

Не сразу заметишь в уголке площади невысокий, скромный обелиск со знакомой надписью — «Мы хотим остаться такими, какие мы есть». Чьи-то два лица выбиты на постаменте, но имен я не обнаружил.

Кто они?

Авось прохожий поможет мне. Размашистый, пахнущий духами господин с бархатными черными усиками охотно остановился, чтобы потолковать с иностранцем.

— Этот памятник? Позвольте, позвольте, мьсе. Видите наш девиз? Забавно, не правда ли? Попробуйте остаться таким же, когда все в жизни меняется. Очевидно, поставили в честь независимости или чего-нибудь в этом роде…

Он зашагал дальше, а я обратился к пожилой даме в пенсне.

— Право, ничего не могу сообщить, — сказала она, смерив меня внимательным, испытующим взглядом.

Не знал и подросток-старшеклассник в нейлоновой курточке, с непокрытой, коротко остриженной головой. Я остановил еще несколько человек с тем же плачевным результатом. Выручил меня только седьмой прохожий — благообразный старец в длинном пальто, высокий, большелобый, с добрыми и покорными голубыми глазами. Я почему-то представил себе его скрипачом при дворе великого герцога.