Петер Зилахи - Последний окножираф

Окножираф: «Каждое живое существо растет. Сначала оно совсем маленькое, потом становится больше. Когда младенец рождается, его длина около 50 сантиметров, а взрослые бывают даже выше ста семидесяти сантиметров».

Жизнь в Белграде не замирает, по ходу демонстрации люди занимаются делами. Кто-то участвует в демонстрациях перманентно, другие могут поторчать тут часок по дороге на работу или просто выгуливая собаку, третьи, пока ораторы произносят речи, прочитывают газеты или просто выходят на улицу, чтобы пропустить стаканчик с друзьями. Демонстрации стали частью белградской жизни.

На уроках физкультуры мы маршируем на месте, подражая самим себе — тем, кем мы будем, когда дело дойдет до того, чтобы маршировать всерьез, а не стоя на месте. Пока же мы только октябрята, маленькие барабанщики, мы едем, едем, едем в далекие края, добро присутствует в нас, как в прыщике протеин. Противные маленькие людоеды, протопионеры. На уроках физкультуры мы делаем что нам велят. Мы постоянно растем, состязаясь друг с другом, нас строят по росту, я — в самом конце. В детском саду я был первый по росту, но расту я неравномерно, как учителя говорят, недисциплинированно. Есть во мне и невозмутимость большого детсадовца, и агрессивность недомерка-первоклашки. Мой дневник испещрен черной оспой замечаний. Красные пятна похвал достаются послушным альбиносам. Мой октябрятский галстук, как и мои глаза, голубого цвета. Внутри у меня — ростки добра, я маленький барабанщик без барабана. Мой сосед по парте был ниже меня, а потом вдруг стал первым в шеренге. Когда мы сидим, ничего не заметно, но стоит нам встать, и хочется провалиться под землю. Я становлюсь на скамью парты коленями или наклоняюсь, чтобы завязать шнурки, я притворяюсь, будто что-то делаю. Я готовлюсь заняться делом.

Жираф — самое высокое животное на свете. Если он высунет язык, то дотянется им до высоты в шесть метров. Жирафы спят стоя, рожают стоя, родятся стоя. Латинское название жирафа cameleopardalis, верблюдолеопард. Помесь большой пятнистой кошки и корабля пустыни. Этот дикий побег европейского рационализма — верблюдо-леопард — сравним с овцебыком или жуком-оленем. Когда жираф в хорошей форме, он запросто расправляется со своими врагами, например может так лягнуть льва, что тот полетит вверх тормашками. Завоевывая самок, самцы, словно булавой, колошматят своих соперников головами.

Они, хотя это и неприлично, высовывают свой сорокасантиметровый язык и, пользуясь им как лассо, обрывают листья с высоких деревьев.

Жирафы — миролюбивые вегетарианцы.

В неволе жирафы доживают до возраста Христа. Поскольку верблюду он дальний родственник, когда дело доходит до игольного ушка, ему, наверное, приходится легче, чем богатому человеку.

Лозунг на транспаранте, под которым я проходил каждое утро, а потом видел на значках, представляет собой фрагменты фрагментов Талмуда: «Если не ты, то кто же? Если не сейчас, то когда?» А начинается фрагмент так: «Каждый из нас хоть раз в жизни найдет того, кто в нас нуждается».

Накануне Балканской войны корреспондент «Киевской мысли» едет на поезде из Будапешта в Белград. Поскольку в Сербии уже объявлена мобилизация, на венгерском берегу Дуная ему приходится сойти с поезда и переправляться через реку на пароходе. Приближаясь к сербскому берегу, он пугается при виде караулов из ополченцев — пожилых мужиков в национальных костюмах, с ружьями за плечами, и вспоминает венгерского полковника, который в поезде в течение двух часов полировал свои ногти, вспоминает шоколадки «Милка» на белоснежной скатерти и зубочистки, упакованные в папиросную бумагу. На следующий день, сидя в кафе отеля «Москва», он растроганно смотрит на уходящих на фронт крестьян, на их опанки, на барашковые шапки с зелеными веточками. Похоже, конец неизбежен, писал тогда Троцкий.