Петер Зилахи - Последний окножираф

Бешник Рештелица, один из шестидесяти шести албанцев, арестованных в конце января, умер в камере в возрасте тридцати лет. По официальным сообщениям, Б. Р. связал две футболки и удавился на нарах. Косовская освободительная армия призвала албанцев к вооруженному восстанию против сербских оккупантов.

Я еду в поезде с венгерской девушкой из Нови-Сада. Хороша невозможно. Ощущение — будто в грязных ботинках ввалился в чистую горницу. Поезд останавливается, но я остаюсь. Развалины над Дунаем. Стены того и гляди обрушатся с береговой кручи. Руины спроектированы так, что вот-вот упадут, но они не падают. В отличие от домов, построенных, чтобы стоять, но это лишь видимость, даже если они стоят годами. Пустынный вокзал. Промежуточность, перевалочный пункт бытия, для восточноевропейца — жизнь, для буддиста — смерть. Но тот, кто выходит здесь, должен чувствовать, что он прибыл на место. Поэтому вокзальные строения выглядят так надежно. Поезд останавливается, и в любую минуту ты можешь оказаться в городе, в котором когда-то жил. Девушка машет рукой. На моем лице — беззаботность курортной открытки. Исторический опыт: жизнь — вечное состояние переходности, переступая порог, вытирайте, пожалуйста, ноги. Так что давай, маши мне, ты видишь, я тоже тебе машу. Если бы не монархия, все было бы по-иному. Я здесь не был бы гостем, а ты — колониальным товаром.

На площади Конституции группа проправительственных демонстрантов, заблудившись, по ошибке примыкает к антиправительственной демонстрации. Оратор с жаром говорит о Сербии, какой бы она могла быть красивой и свободной, свободной и красивой. Старики согласно кивают: хорошо говорит. Кивая, они оглядываются по сторонам — кругом молодежь, замечательно, молодцы. Но один из них замечает, что в руках у соседа — портрет Вука Драшковича, и шарахается, будто ступил в дерьмо. Что такое, вопит он, измена! Толпа оборачивается и видит Милошевича в тридцати экземплярах. Потрясенная тишина. Косовары озираются по сторонам, там и тут — портреты Милошевича, что-то будет? Старики извиняются, не туда попали, и хотят незаметно покинуть площадь, но раздраженная толпа уже взяла их в кольцо. У них отнимают Милошевича, сбивают с них шапки и напихивают в них гнилые овощи. Старики, наложив в штаны, бегут по незнакомому городу, уворачиваясь от тумаков и струй кипятка, которым их поливают из окон. В Белграде разворачиваются уличные сражения, плачущие старики забиваются в припаркованные напротив французского посольства междугородные автобусы, вокруг которых скачут студенты с палками от транспарантов. Новый герб Белграда: молодой оппозиционер кидает яйцо в пожилого крестьянина, обороняющегося из окна автобуса яблоками. В центре города на защиту проправительственных демонстрантов встает милиция. Через головы омоновцев толпа швыряет яйца, картошку и гнилые фрукты в своих противников, которые отвечают ей транспарантами. Местные получают дополнительные боеприпасы в виде нескольких мешков картошки. Волейбол с милицейским кордоном в качестве сетки. Один из контрдемонстрантов блокирует капустный вилок портретом Милошевича, и он возвращается на половину противника. Мяч попадает в сетку, томатные струи стекают по шлему омоновца. Яблоки на исходе, старики швыряются тем, что летит в их сторону. Цены на яйца и помидоры — оружие однократного применения — штурмуют небо. Нелепо топчутся, озираясь по сторонам, защитники государства, насекомые в пуленепробиваемых жилетах и защитных шлемах.

Окножираф: «Плакать — плохо, смеяться — хорошо. Бояться — плохо, радоваться — хорошо. “Плохо” — это противоположность “хорошо”». [58] О том, что такое «хорошо», ты можешь прочесть на стр. 77.

Пластик стукается о пластик, омоновцы ухмыляются, они забыли, что в шлемах их головы больше. Один из них поднимает щиток шлема, мы оба по-дружески закуриваем «Житан». Он просит, чтобы я не снимал его с оппозиционной газетой в руках, и засовывает «Демократию» за бронежилет. Он обращает мое внимание на коротышку, постукивающего по ладони дубинкой, — с этим лучше не связываться. О том, что в городе небезопасно, что всюду полно милиции, меня предупредили в первый же день. Для омоновцев построили специальные казармы. Те белградцы, которых мучает бессонница, вместо белых баранов считают омоновцев.