Сергей Могилевцев - Вечный Жид

В этом, собственно, и заключалась главная ошибка Калиноффа, пишет Обломофф: он относился к каждой новой своей вещи, как к неизбежному шедевру, который обязательно принесет ему славу, деньги и любовь окружающих, которых у него в настоящий момент не было вовсе. Если я, говорит Айзек, писал просто потому, что писал, то Исидор делал это для того, чтобы прославиться, и, разумеется, у него ничего из этого не получалось! Чем больше успехов в литературе достигал я, тем ниже падал Калинофф, разведшийся к этому времени с женой, сменивший множество профессий, потерявший всех детей, один из которых умер от недоедания, а второй от какой-то пустячной инфекции, и ютящийся в итоге в Мытищах, в каком-то полуобвалившемся флигеле, который сдавала ему столетняя и абсолютно глухая старуха. Он был законченным литературным неудачником, над ним смеялись и в лицо, и за глаза во всех московских редакциях, его романы уже не читали, а заранее, еще до того, как он их принесет или пришлет по почте, выбрасывали в корзину. О нем рассказывали анекдоты: о его неумении писать, о его бесчисленных, как детских, так и благоприобретенных, комплексах, с него писали картины, изображающие абсолютное отсутствие творческого успеха и какой-либо милости у Судьбы, и эти картины, за которые ему платили деньги, были, кажется, единственным видом его заработка. Следом за романом «Мама, я тебя вижу!» последовали «Свадебная одиссея», описывающая недолгую жизнь Калиноффа в браке, и «Атлантида», где он неуклюже и без знания фактического материала попытался изобразить гибель великой, описанной Платоном цивилизации. Увы, ни реалиста, ни фантаста из Исидора не получилось! Он был в совершенном жизненном тупике, но именно этот тупик, пишет в своем неизданном романе Обломофф, помогал мне, как ни странно, двигаться вперед к литературному Олимпу. В жизни каждого удачного человека должен присутствовать маленький, несчастный, и абсолютно никому невидимый неудачник, без этого никакой большой успех в принципе невозможен. Именно поэтому, я уверен, Судьба и поместила рядом со мной Исидора, отняв у него практически все, и дав тем самым мне подняться наверх. Постепенно, сам закружившись в жизненных каруселях, я уже не мог сказать точно, был ли у меня в детстве лучший друг по имени Исидор Калинов, ставший впоследствии писателем Исидором Калиноффым, или я его попросту выдумал. Выдумал для того, чтобы элементарно остаться в живых.

Человек несчастнейшее существо, приговоренное ко множеству сроков тюремного заключения. Точно так же, как при жизни фараона начинает строиться величественная пирамида, которая в итоге станет его усыпальницей, по аналогии с этим еще до рождения каждого человека строится мрачный замок, мрачная тюрьма, в которой он, родившись, будет отбывать все те сроки, к которым его непременно приговорят. По совокупности эти сроки могут превышать жизнь человека в тысячу раз. Вот человек, проживший целую жизнь и внезапно захотевший вернуться в детство, но нельзя, срок жизни прошел, и ему уже пора умирать, и только сейчас он понимает, что жизнь была для него заключением. Вот человек, живущий в провинции, покинувший на время блестящую столицу, в которую он уже никогда не вернется, ибо уже десять лет, как живет он в глуши и безвестности. Там десять лет, там семь, там пять, там пятнадцать. Сплошные сроки, сплошные тюремные коридоры, сплошной лязг цепей в мрачном замке, стоящем на одиноком холме. Вот постылая женщина рядом с тобой уже тридцать лет и три года, и ты к ужасу своему понимаешь, что не избавишься от этого срока уже никогда. Вот лучшего друга нет на свете лет восемь, а другого – двенадцать, а третьего – все двадцать, и это все личные твои сроки, данные только тебе, и никому, кроме тебя. Вот ты хочешь начать жизнь с чистой страницы, но желанию твоему уже девять лет, а самому тебе тридцать восемь, или сорок четыре, или все пятьдесят два. Чуть замешкался, чуть загляделся по сторонам, чуть замотался в толчее жизни – глядь, вот и новый срок прибавили тебе неизвестные прокуроры. И вновь лязгают цепи в коридорах твоего тюремного замка, и вновь закован ты в них, как страшный преступник, и вновь с трудом влачишь за собой огромные колодки своих страшных сроков. Ты считал себя раньше свободным и независимым: знай же, что чем больше ты это делал, тем в большую неволю попадал в своем страшном замке! О люди, зачем вам тюрьмы и концлагеря, зачем газовые камеры и дымящие трубы крематориев, вы давно уже там, в этих мрачных застенках, и не сможете выйти из них, сколько бы вам ни хотелось! Только лишь смерть сможет избавить вас от страшной тюрьмы, потому что лишь с ней, со смертью, разрушится страшный замок вашего пожизненного заключения! Вот вы не можете избавиться от своих врагов, и с каждым годом их вокруг все больше и больше, и каждый враг – это новый срок, повешенный на вас неизвестными прокурорами! А то и действительно дадут вам срок в тюрьме лет семь или восемь, а зачем он вам, ведь вы и так навечно посажены! Не зарекайтесь от тюрьмы и от сумы – говорится в народе; а я бы так сказал: тюрьма и сума с тобой всегда, от рождения, и до смерти! Вот уже десять лет, как ты бросил любимую, и пять лет, как за тебя умерла Принцесса твоих грез и мечтаний, и одиннадцать лет, как за тебя, не дождавшись твоего возвращения, издох от тоски верный пес – единственный друг, который, возможно, был у тебя в жизни! Десять лет, как ты хотел написать книгу, и девять лет, как написал, но она никому не нужна! И страшная вина за предательство, которое ты когда-то давно совершил, висит на тебя тяжким грузом. А ведь тебе уже сорок, а сроков у тебя на всю тысячу лет! Вот ты проглядел… Вот ты опоздал… Вот опять тебе не удалось то, что ты так сладко задумывал… Не буду больше продолжать перечень твоих преступлений, чтобы не увеличить эти сроки до целого миллиона!