Сергей Могилевцев - Вечный Жид

Скрепя сердце вошел Иона-второй в ворота Города Лжецов, и стал на всех площадях пророчествовать: «Покайтесь, жители безумного города, ибо через сорок дней он будет разрушен!» Лжецы, разумеется, решили подшутить над Ионой и сделать вид, что они каются, хотя на самом деле вовсе не собирались этого делать. Они посыпали головы пеплом, одевались в рубище, и даже на время вместе со своим скотом отказывались от воды и еды, чем очень огорчали Иону, так как он понимал, что Господь за это простит их. Но Господь отлично видел все лицемерие и все фарисейство насквозь прогнившего и циничного города, который каялся лишь на словах, для вида, и в положенный срок, то есть через сорок дней, навел на город страшные небесные казни. Город Лжецов был поражен огнем и серой с неба, жителей и всех животных в нем терзали поднявшиеся из земли адские демоны, а с небес спустились ангелы мщенья и огненными обращающими мечами добивали тех, кто еще каким-то чудом был жив. А потом земля разверзлась и поглотила развалины и бездыханные тела людей и скотов, и на месте поверженного города образовалось огромное асфальтовое озеро, которое смердело так отвратительно, что окрестные племена обходили его стороной за многие километры. «Иди, Иона, домой, к своей хижине и своим козам, возьми чудесным образом появившиеся там перо и бумагу и запиши всю эту историю, потому что ты теперь стал пророком, и о твоих подвигах и страданиях должны узнать все люди земли!» – сказал Ионе Господь. «Но я, Господи, не умею не то, что писать, но даже читать, как же я выполню то, что Ты от меня просишь?!» – возопил к Господу Иона. «Послушай, Иона, – мягко возразил ему Господь, – не говори глупостей, иди, и делай то, что тебе велено: ты, если понадобится, не то что писать и читать, но даже говорить на двунадесяти языках сможешь свободно!» – «Погоди, погоди, – опять возопил Иона, – все это понятно, и я, разумеется, выполню твою волю! Однако ответь мне: чей Ты больше Бог: евреев, христиан или магометан, ибо ты погубил и тех, и других, и третьих, и, значит, волен миловать и наказывать вообще всех на земле!» – «Не вдавайся, Иона, в такие дебри и в такие загадки, – ответил ему с неба Господь, – паси лучше своих коз, сосватай какую-нибудь пригожую девушку, а на досуге все же запиши всю эту историю. Оставь мне ломать свою голову над загадкой того, что с вами, человеками, делать, и как с каждым из вас поступать. Оставь Богу Богово, а пастуху – пастухово, а за сим прощай, еще увидимся на небесах, не так скоро, как ты желаешь, но увидимся непременно!» И Иона выполнил все, о чем говорил Господь, а именно стал опять пасти своих коз, женился на красивой девушке из соседней деревни, а на досуге записал на листах чистой бумаги всю эту историю вполне добротным вечным пером, которое неизвестно как оказалось у него под рукой.

Выслушав всю эту историю, Обломофф некоторое время молчал, а потом сказал Доктору Обрезание:

– Спору нет, история занятна, но скажите, а какое отношение она имеет к обрезанию?

– А никакого, – ответил ему Андроник Новосельцев, – я рассказал ее вам единственно потому, что тоже болею вместе с вами, – а я всегда сопереживаю тем пациентам, которым делал операцию обрезания, и принимаю на себя часть их болезни. Поэтому уж не обессудьте за этот нехитрый рассказ, и не судите строго старого обрезалу, который искренне сочувствует вам и пытается помочь, чем только может. Оба мы сейчас не вполне нормальные люди, оба мучаемся болями в области прооперированного фаллоса – вы реальными, а я фантомными, – и потому вправе нести всякую несусветную чушь, вроде той, что я вам сейчас рассказал.

– Как, – спросил у него удивленный Обломофф, – вы мучаетесь фантомными болями в той же области вашего причинного места, которое вовсе не было прооперировано?

– Ах, дорогой, – воскликнул в ответ на это Андроник, – я всю жизнь мучаюсь фантомными болями! Каждое новое обрезание прибавляет мне новую фантомную боль, а поскольку таких обрезаний в моей жизни было не счесть, я всю жизнь хожу с травмированным и пронизанным болями фаллосом, отчего постоянно имею кучу проблем, в том числе и с представительницами противоположного пола!

– Сочувствую вам, – искренне ответил ему Обломофф.

– Пустое! – отмахнулся рукой Доктор Обрезание. – В конце концов, я сам выбрал себе эту профессию, никто силой не тянул меня в нее, и страдать теперь должен лишь я один. Что толку об этом здесь говорить? Не расскажите ли и вы в ответ на мою историю какую-нибудь свою, такую же безумную и занятную?