Сергей Могилевцев - Вечный Жид

Подходит Катя, и я задыхаюсь от жара при виде ее неземной красоты. «Что, друг, пробрало? – смеется доктор, видя, как она ватой, смоченной в спирте, стирает засохшую кровь с моей руки и штанов, на которые тоже изрядно накапало. – Ты, Катя, не расходуй так много спирта, нам еще сутки здесь торчать на дежурстве, и придется еще не раз отмечать, а потом опохмеляться перед уходом, да смотри, не три ему так сильно штаны, дырку протрешь, или ты это специально делаешь, чтобы вызвать эрекцию? Смотри, он еще слаб после приступа и после укола, у него может и не получиться, если ты к этому клонишь! А вообще-то, если что, то я могу и отойти, поспать пару часов!» – «У меня, если я тру, всегда получается, – отвечает похожая на богиню Катя. – Тут главный принцип – это не останавливаться и тереть до тех пор, пока дым не пойдет, как будто добываешь огонь в первобытных условиях!» – «Нет, нет, – поспешно отвечаю я, – я еще действительно очень слаб после приступа и после укола, да и крови из меня вылилось предостаточно, лучше в другой раз, примерно так через годик, на том же месте, и с тем же составом!» – «Через год, так через год, – равнодушно отвечает Катя и перестает оттирать от засохшей крови мою руку и мои штаны. – А вы, как я погляжу, не местный, как вас вообще занесло в наши края?» – «Попутным ветром, Катя, попутным ветром, – отвечаю я ей, с ужасом впервые, кажется, оглядываясь вокруг и видя одни лишь голые кафельные стены до потолка, да топчан с залитой то ли моей, то ли чужой кровью простыней. – Отмечал Новый год в вашей библиотеке, ну и, как видите, не рассчитал свои силы. Противопоказаны мне, Катя, сельские библиотеки, вместе со всем их содержанием: слишком жарко натопленной печью, с такой же жаркой библиотекаршей, да в придачу еще и водкой вместе с вареной картошкой и селедкой под зеленым лучком!» – «Всего-то? – Презрительно отвечает мне Катя, – жаркая печка, библиотекарша, которой под пятьдесят, да еще и водка вместе с селедкой и вареной картошкой? И вы от всего этого так сильно раскисли? Ну и пациент, прости Господи, нынче хилый пошел, раскисает в первый же день Нового года неизвестно от чего, прямо тошно на вас смотреть! Что же вы будете делать остальные триста шестьдесят четыре дня при таком хлипком здоровье? Смотрите, если еще к нам попадете, без презента мы вас не отпустим!» – «Милая девушка, – говорю я этой стойкой первобытной Венере, добывающей из пациентов огонь с помощью трения и трахающей своего доктора посреди заляпанной кровью циновки, – милая девушка, мне ваш кафель на стенах будет теперь сниться всю жизнь, я умирать буду, а его не забуду, как маму родную! А насчет презента, давайте, я быстренько сбегаю в магазин, если в этой глуши еще что-то открыто, и на весь гонорар, полученный накануне, куплю вам презентов на сто лет вперед, лишь бы опять не попасть в ваши знойные Палестины!» – «Попавший сюда один раз возвращается к нам снова и снова!» – добродушно смеется то ли окончательно захмелевший, то ли вконец протрезвевший врач скорой помощи.

В возмутительной и насквозь провокационной книге Карло Загноски «Айзек Обломофф. Миф и реальность.», вышедшей поспешно на потребу скучающей публике, нет, разумеется, и намека на знаменитый роман «Евангелие от Обломоффа». Это и понятно, ибо к тому времени, когда автор наспех составлял из разных непрожаренных и непропеченных кусков свою жалкую стряпню, роман этот еще не был напечатан, и о нем никто, кроме Айзека и его издателя, разумеется, не знал. Ничего не упоминается в книге Загноски и о том потоке оскорблений, лжи и восторженных отзывов, который последовал за выходом «Евангелия». К выпадам в свой адрес Айзек привык уже давно, и совершенно не реагировал на них, однако ему неожиданно пришлось столкнуться с совершенно иными проблемами. Нашлись сумасшедшие, или лучше сказать, очень наивные люди, которые всерьез поверили, что он и есть настоящий Иисус Христос. С одним из таких людей, безумным молодым человеком с горящими фанатично глазами Обломофф даже встретился во дворе своего пансиона. Он часто принимал здесь жаркими летними днями разного рода посетителей, сидя с ними на скамейке под тенью зеленой акации, давая интервью, отвечая на вопросы и встречаясь с наиболее настойчивыми гостями. Он и сам уже не знал, зачем он написал этот роман, и, отвечая на вопросы настойчивого молодого человека, попеременно то хмурился, то сдерживал желание рассмеяться.

– Зачем вы скрываете свою истинную сущность? – настойчиво спрашивал у него посетитель, – почему не объявите всем, что вы и есть настоящий Спаситель?