Ольга Покровская - Проба памяти

Она повернулась к плите и зажгла чайник.

-- А это кто? - спросил Максим, указывая на фотографию. Никаких признаков того, что здесь обитал мужчина, он по дороге не заметил, но раз уж фотография висит на видном месте, значит, хозяйка не обидится на расспросы.

-- Это? - сказала Наталья и вздохнула в третий раз и неуверенно покачнулась. - Это Марат... Это и судьба моя, и болезнь моя, и все... Да... Я ж сейчас на рынке торгую. Сумками, обувью... Нужны будут, приходи. У меня товар хороший... Да... - она тяжело задумалась. - Все молодые тогда были, хорошенькие... А потом пошло... Я, знаешь, чем только не торговала... И в Польшу ездила, и в Турцию, и товар возила... Сейчас хоть не вожу, на месте торгую... А ты как? Ты кто?

-- Я-то, - сказал Максим задумчиво. - Я, пожалуй что, бизнесом занимаюсь, так сказать можно. Я бизнесмен.

-- Биз-нес-мен? - произнесла Наталья по слогам и сделала какую-то гримасу, так, что лицо ее расплылось, как игрушка-трансформер, и стало подобным чему-то морскому, кальмаристому, и так же пошло слегка пятнами. - Это хорошо... Это вы все так говорите. А что ты умеешь, бизнесмен? Ушами умеешь шевелить? А язык в трубочку сворачивать? А иголкой щеку протыкать? Вот видишь. Дерьмо ты, а не бизнесмен, - сказала она благодушно. - Ничего ты не умеешь. Я и сама-то ничего не умею. Только шишек мне жизнь набила, а умений-то, знаешь, никаких и нет. Только чужие деньги считать, да чужим же отдавать... Маринка тоже вот... ну, ты с ней поговоришь...

Максим хладнокровно смирился с приговором. Не обижаться же, в самом деле.

-- А в Борькиной квартире, я смотрю, сейчас какие-то алканы, что ли, живут? - спросил он. - Там Вася какой-то...

-- Да уж, - усмехнулась Наталья. - Повезло девке. Представляешь, она за эту тварь замуж вышла, да еще и в квартире его прописала. То есть от него вообще никуда теперь не денешься, только разве если сдохнет под забором, да ведь не дождешься, такие век живут. Жену, детей в гроб вгонит, а сам всех переживет. Вот так вот. Бедная девка... Но сама во всем виновата, характера нет никакого...

Она поставила перед Максимом чашку и блюдо с печеньем.

-- Сама вчера пекла, - сказала она гордо, и Максиму сразу подумалось, что она предпочла бы накормить кого-то другого. - С джемом. Ты попробуй...

-- А их кого туда вселили? - спросил он, послушно ломая печенье.

-- Вселили семью, - сказала Наталья, тяжело приземлившись задом на табуретку. Крепкие у нее табуретки... - Мать, отец, бабка и дочка эта вот, Ларка. Семья нормальная, ничего не могу сказать, хорошие люди. Но знаешь... - она закатила глаза. - Неправедно нажитое счастья не приносит. Я об этом всегда вспоминаю. Как начнешь думать, этот хапнул, этот украл... А потом как вспомнишь, так и подумаешь: чему завидовать? Всех бог накажет... Не на самом, так на детях...

Она, не поднимаясь, сняла с плиты чайник и налила в чашку кипятка. Чай был ароматный, душистый. Не иначе, как чаем она тоже раньше торговала, знала, какой лучше.

-- За что же накажет? - спросил Максим.

-- Их-то точно не за что, - сказала Наталья. - Не они ж виноваты... Очередники. Кто их тогда спрашивал? Куда поселили, туда и поехали... Может, покрепче чего хочешь? По рюмочке?..

Максим вспомнил свое твердое желание попасть сегодня домой.

-- Нет, - сказал он уверенно. - Спасибо, я зашитый, - от него наверняка пахло пивом, но ему показалось, что так убедительней.

-- Ну вот, - продолжала Наталья, как показалось Максиму, с легким разочарованием. - Отец у них года через два умер - инфаркт. Потом бабку парализовало... Потом мать умерла, надорвалась... Рак у нее был... Тяжело она умирала, ох...- Наталья отмахнулась, отгоняя воспоминания. - И осталась эта Ларка, да бабка парализованная. А в ней ничего, ни твердости, ни умений, ничего. Хоть веревки из нее вяжи. Растерялась... Тут и набежал на нее этот Вася, она ж даже отказать, я думаю, не умела никому. Так и вот... Я уж не знаю, отчего у них бабка-то померла, может, от болезни, а может, и голодом заморили. Ларку-то эту ж кормили как птенчика, в ротик кусочки совали. Она ж, поди, и не знала, что булки не на деревьях растут... Это не Маринка... ух, вот уж эта-то не пропадет... - она снова что-то вспомнила, и на лице у нее отразилась какая-то игра. - Знаешь Маринку-то, в общем. А, человек сам себе наибольший враг, злее врага нету... Ей уж все говорили: Ларка, ну не прописывай ты его, хочешь, пусть живет, черти с ним, только руки себе не связывай... Как же! Она порядочная, ей замуж надо... Я считаю, за то, что Борьку обидели, им это все, пусть не сами, но бог все видит...

Она чуть пригорюнилась и громко отхлебнула чаю.