Филипп Ванденберг - Гладиатор

Красивые юноши и очаровательные девушки едва ли старше пятнадцати лет порхали, словно эльфы, от одного павильона к другому, распространяя вокруг волнующий аромат благовоний. Их слегка нарумяненные тела грациозно мелькали среди прибрежных зарослей, а золотая канитель, вплетенная в волосы, поблескивала на солнце.

В гроте, высеченном в туфовой скале, выложенном изнутри листовым серебром и, словно огромная раковина, усиливавшем шум волн, вокруг столика из белого мрамора возлежали Мариамна, Фабий и Вителлий. На столике высилась горка заморских фруктов и сладостей, в кувшинах искрами отсвечивало багряно-красное вино, а алебастровые лампы, в масло которых добавлены были специальные соли, горели необычным желтовато-зеленым светом. Из сумрака, уже сгустившегося перед гротом, появилась массивная фигура.

– Ваше присутствие – радость и честь как для меня, так и для императора. – Прежде чем кто-либо из троих успел ответить, Тигеллин добавил: – Я вижу, время твоего траура подошло к концу.

Мариамна ответила, не скрывая раздражения:

– Сколько же, по-твоему, должна я оплакивать своего супруга, чтобы не стать жертвой досужих сплетен? Полгода, год или еще дольше? Или, может быть, три года не снимать с себя траурных одежд, подобно Марции, потерявшей сына?

– Нет, нет, клянусь всеми богами Рима, – успокоил Мариамну Тигеллин. – Я принадлежу к стоикам, полагающим, что в нашей жизни нет места случаю. Все предопределено заранее, так что не имеет смысла слишком долго оплакивать ушедших.

– Император также перестал уже оплакивать свою супругу Октавию, хотя со дня ее смерти прошло всего несколько недель, – заметила Мариамна.

Тигеллин не стал, однако, поддерживать разговор на эту тему.

– Его счастье составит Поппея, – сказал он со смехом. – Она беременна и принесет владыке долгожданного наследника.

– Хорошо тому, – не преминула съязвить Мариамна, – у кого достаточно власти, чтобы отправить соперника в далекую Лузитанию…

– Оттон поехал туда по доброй воле, – возразил Тигеллин. – Ему всегда хотелось стать наместником Лузитании. Он, как и прежде, остается близким другом императора.

– В то, что Оттон хотел стать наместником, дорогой Тигеллин, я охотно верю, а вот в то, что он по доброй воле оставил в Риме Поппею, свою жену, равно как и в то, что между императором и его наместником сохраняется прежняя дружба, пусть верит кто-нибудь другой, а я не могу.

Тигеллин рассмеялся.

– За словом в карман лезть тебе не приходится, прекрасная Мариамна. Я уверен, что в этом ты не уступаешь ни одному из мужчин, включая и Ферораса. Как уверен и в том, что тебе недолго оставаться вдовой. Сейчас ты самая желанная для мужчин вдова Рима. Говорят, что многие из них, причем очень видные, уже просили твоей руки.

– Помешать им в этом я не могу, – ответила Мариамна, – но, как видишь, рядом со мной уже сейчас двое красивых и умных мужчин.

Фабий и Вителлий смущенно улыбнулись. Тигеллин же не знал, как лучше прореагировать на эти слова, поскольку в последние дни по Риму ходили слухи, что Мариамна выберет себе в мужья одного из этих мужчин. За Фабия говорил его деловой опыт: у него, несомненно, были все данные, чтобы пойти по стопам банкира и судовладельца Ферораса. Против Вителлия говорило, собственно говоря, почти все: его возраст – он был намного моложе Мариамны, его скудное образование – он умел только лишь читать и писать, его профессия – он был знаменитым гладиатором, кумиром толпы, но при этом ничего не смыслил в делах. Лишь одно говорило за Вителлия: Мариамна любила его. Об этом тоже ходили уже сплетни.

Тигеллин решил сменить тему разговора. Повернувшись к Вителлию, он сказал:

– Завтра в цирке Нерона ты сражаешься со Спикулем. Он пользуется благосклонностью императора.

– Чьей благосклонностью пользуется Спикуль, меня мало интересует, – спокойно ответил Вителлий. – Меня интересует одно – его качества кулачного бойца. Как я слышал, до сих пор он не проиграл еще ни одного боя. Он такой отличный боец или у него такие уж великолепные отношения с императором?

Тигеллин пожал плечами.

– Об этом я не берусь судить. В школе гладиаторов он считается лучшим из бойцов.

– Что ж, стало быть, я побью лучшего! – бросил Вителлий. – Последние недели я непрерывно упражнялся в кулачном бою. Ударом кулака я ломаю доски и разбиваю мешки с песком. Наставник обучил меня новым приемам, которые позволят мне измотать противника.

Тигеллин улыбнулся.