Филипп Ванденберг - Гладиатор

– Стало быть, к Вителлию ты относишься с симпатией?

– Он занимается ремеслом, которое сам выбрал. Мне лично не по душе его жестокое занятие. Во-первых, силу духа я ценю выше, чем мускулы, а во-вторых, с меня достаточно и того, что ежедневно я стремлюсь исправлять собственные ошибки и избегать новых заблуждений. Однако что с нами сталось бы, будь Рим населен одними лишь философами? Нет, пусть Вителлию останется его меч, а мне – мое стило!

Гости, стоявшие вокруг и внимательно слушавшие речь философа и выдающегося писателя, одобрительно захлопали. Слова из уст Сенеки воспринимались в эти дни словно бальзам для душ. Философ, воспитанником которого был в свое время сам император, периодически направлял римлянам посвященные их насущным проблемам послания, которые в эти смутные времена должны были помогать людям сохранять определенные моральные устои.

– У него, – отойдя в сторону, прошептал Ферорас своему подопечному, – десять миллионов долгов, но с тех пор как Нерон пришел к власти, он регулярно выплачивает их. Он сосет деньги из императорской казны, но делает это осторожно и незаметно. Вообще-то Сенека силен в речах, но никак не в торговых сделках. Проповедует бедность греческих киников, а сам живет в княжеской роскоши. Suum cuique… Каждому свое.

На противоположной стороне атриума стояла светло-рыжая женщина с необычайно белоснежной кожей. Ей было примерно двадцать пять лет, и ее сопровождал некрасивый широколицый мужчина. На мгновение взгляды их встретились, но Вителлий тут же смущенно отвел глаза.

– Нравится она тебе? – спросила заметившая это Мариамна.

– Прекрасна, как Венера, – ответил Вителлий.

Ферорас ухмыльнулся.

– Связавшись с нею, ты вторгнешься во владения императора.

– Императора?

– Он преследует ее, хотя она и замужем за одним из его лучших друзей. Это Поппея Сабина. Ее мать, носившая такое же имя, считалась красивейшей женщиной мира. Невзрачный мужчина рядом с нею – ее муж Оттон. Рассказывают прямо-таки невероятные истории…

– Думаю, мне лучше оставить вас одних, – сказала Мариамна и, уже отходя, добавила: – Только не подходите к ней слишком близко, а то на весь день пропахнете сладкими ароматами Египта!

– Поппея обожает благовония, – объяснил Ферорас насмешливое замечание своей жены. – Она купается в ослином молоке, не появляется на солнце без накидки и составляет из диковинных ингредиентов смеси, аромат которых притягивает мужчин, как болото комаров. – Понизив голос, он добавил: – В Риме говорят, что именно она стояла за кулисами смерти Агриппины. Кто знает…

Они приблизились к Поппее и Оттону. Вителлий приветливо кивнул красавице, а она посмотрела ему прямо в глаза. Вителлию показалось, что он заметил легкий румянец, появившийся на ее щеках.

– Оттон и Поппея, – официальным тоном проговорил Ферорас, – позвольте познакомить вас с нашим великим гладиатором Вителлием. – Повернув голову к Вителлию, он с легкой улыбкой добавил: – Оттон – человек, которому можно позавидовать сразу в двух отношениях. Во-первых, у него прекрасная, как свет звезды, жена, а во-вторых, он единственный здесь, кто, к великому моему сожалению, ничего мне не должен.

– Ферорас, – рассмеялся Оттон, – хотя ты и величайший заимодавец Рима, но отнюдь, уверяю тебя, не единственный. Тот, кто ничего не должен тебе , вовсе не обязательно обязан быть Крезом. Поговорим, однако, лучше не о деньгах, а о подвигах Вителлия, твоего подопечного.

– Сколько тебе лет, красавец гладиатор? – спросила Поппея, окинув Вителлия взглядом из-под опущенных ресниц.

Ее глаза, бархатистое звучание голоса и полные ожидания взгляды окружающих настолько смутили гладиатора, что ответил он с запинкой, едва не заикаясь:

– Мне двадцать семь лет.

– О! – Поппея поднесла к губам тонкую, как паутина, вуаль, прикрывавшую ее грудь, и, повернув голову чуть в сторону, восхищенно прошептала: – Всего двадцать семь лет!

– Воистину замечательный талант, – кивнул Оттон, не обращая внимания на кокетливое поведение своей жены. – Следовало бы обратить на Вителлия внимание императора.

– Вителлий, – запротестовал Ферорас, – не нуждается в милостях, пусть даже со стороны самого императора. У Нерона в Большом цирке имеются свои фавориты. Если он сочтет кого-то из них достаточно сильным, пусть выставит его на арене против Вителлия. За полмиллиона сестерциев Вителлий готов сразиться с любым из них. Если Вителлий проиграет, победитель получит пятьсот тысяч сестерциев от меня.