Филипп Ванденберг - Гладиатор

– Не будь ты гладиатором Вителлием, – неохотно проворчал квестор, – я бы не стал даже разговаривать с тобой. Ты же мешаешь мне заниматься снабжением Рима. – Он показал рукой за окно. – Видишь вон те суда с красными парусами? Все они принадлежат богачу Ферорасу. За каждое из них императору приходится платить по пятьсот сестерциев в день. Можешь теперь представить, как дорого обходится мое время.

– Время отнимать я у тебя не собираюсь, – сказал Вителлий. – Покажи мне, где эти документы, и мы сами поищем Ребекку.

Поняв, что отделаться от упрямого гладиатора не удастся, квестор, молча поднявшись, отвел Вителлия и Пиктора в душную комнатку, где хранился архив.

– Вот здесь, – сказал он, показав на ряд свитков папируса, и вышел.

Пиктор начал по очереди просматривать запыленные хрупкие свитки. Вителлий напряженно наблюдал за ним. В десятом свитке первого ряда удача улыбнулась им.

– Здесь написано «Ребекка, дочь гладиатора Веррита».

– Это она! – вскрикнул Вителлий. – Как называлось судно?

– «Эудора», – ответил Пиктор, и Вителлий обнял своего раба.

На обратной дороге в Рим мимо них промчалась направлявшаяся в сторону гавани когорта всадников-преторианцев. Группы преторианцев в полном боевом вооружении стояли также на каждом перекрестке дороги.

– Что стряслось в городе? – спросил Вителлий.

– Умер император, – прозвучало в ответ.

Вителлий и Пиктор испуганно переглянулись.

– Да будут боги милостивы к нему!

Гораздо больше, чем смерть дряхлого императора Клавдия, которого они в последнее время и без того в глаза не видели, римлян волновал скандал вокруг жрицы Туллии. После ее самообвинения понтифик вынес приговор: смерть посредством захоронения живьем. Incesti causa … за распутство.

В жадном до сенсаций Риме никто не мог припомнить, когда в последний раз совершалась подобная церемония. Обвинения против весталок не выдвигались уже сто двадцать пять лет. Тогда жрица Весты Фабия позволила будто бы Катилине соблазнить себя. Обоим удалось, однако, отолгаться, и следствие было прекращено. И вот теперь, ровно через сто шестьдесят восемь лет после того, как великий понтифик приговорил к смерти сразу трех весталок, римлян вновь ожидало жестокое зрелище.

Одетый в пурпурную тогу понтифик в сопровождении двух ликторов и четырех центурионов вышел из дома весталок. Центурионы несли носилки, на которых лежала накрытая белым покрывалом и связанная ремнями Туллия. В соответствии с обрядом Вибидия, старшая из жриц Весты, положила на покрывало драгоценный венчик, украшавший прежде головной убор Туллии.

Римляне, тысячами собравшиеся на ступенях, пьедесталах статуй и крышах близлежащих зданий, с жадным любопытством вытягивали шеи. В отличие от обычного, царила полная тишина, молчание, в котором смущение своеобразно смешалось с любопытством. Станет ли привязанная к носилкам девушка жаловаться и плакать? Однако стоявшие поблизости ни разу не услышали ни звука.

– Конечно же, она потеряла сознание от страха, – прошептала одна из аристократок своей рабыне, и та согласно кивнула.

Глухо, почти призрачно прозвучали шаги центурионов по сверкающему мрамору ступеней храма Весты. Их ждала колесница с запряженными в нее лошадьми, которой весталки имели право пользоваться даже в центре Рима, – большая привилегия для города, в котором движение упряжек было запрещено. Центурионы поставили носилки между расположенными напротив друг друга сиденьями, пять весталок заняли свои места, и колесница тронулась с места.

Родители Туллии с окаменевшими лицами шагали вслед за колесницей, которая, обогнув базилику Эмилии и миновав Форум, направилась на север. Целью этой безмолвной процессии, к которой присоединялось все больше людей, было ровное поле у ворот в стене Сервия Туллия, неподалеку от которого располагался лагерь преторианцев. Там была уже вырыта глубокая гробница с возведенным над ней прочным каменным сводом. Из отверстия в своде выступал конец приставной лестницы. Внутри гробницы не было ничего, кроме деревянных нар, масляной лампы и рассчитанного на три дня запаса воды и хлеба. К третьему дню жрица Весты должна была уже задохнуться.

Прибыв на место, центурионы сняли носилки с колесницы и поставили их рядом с ведущим в гробницу отверстием. Вперед вышел палач, хотя меча в этот день у него в руках не было. Одним движением он сорвал покрывало с носилок, и многотысячная толпа вскрикнула в один голос. Обнаженная и дрожащая, стянутая грубыми ремнями, охватывавшими ее грудь, живот и ноги, Туллия лежала с широко раскрытыми глазами. Небо потемнело, предвещая приход бури. Палач рассек путы кинжалом. Подошедший понтифик воздел руки к небу, на котором начали уже сверкать первые вспышки молний, и обратился с громкой молитвой к Весте, умоляя богиню простить грех ее служительницы. У многих зрителей потекли по щекам слезы, когда палач и понтифик, схватив Туллию за руки, повели ее к спускавшейся в гробницу лестнице.