Маделин Уикхем - #моя [не]идеальная жизнь

Я шучу. Ну, может, не совсем. Папа из тех людей, которые сводят вас с ума необязательностью – а потом вдруг выполняют обещание, когда вы этого уже не ожидали. Когда мне было семнадцать, я снова и снова просила его научить меня водить машину. Он все откладывал… забывал… говорил, что я слишком маленькая… А потом, в один прекрасный день, когда я уже потеряла надежду, объявил: «Итак, Китти-Кэт, сегодня день вождения». Мы провели весь день в автомобиле, и папа был самым добрым, терпеливым учителем на свете.

Правда, я все равно провалила экзамен. Оказалось, что папа понятия не имел, как учить вождению. Экзаменатор прервал испытание на середине, объявив, что со мной «небезопасно». (Особенно его поразил папин совет: «Всегда повышай скорость перед светофором, когда должен загореться красный: может быть, тебе удастся проскочить»). Но мне навсегда запомнился тот день, когда папа меня учил ездить на автомобиле.

В папиной натуре есть мягкость и серьезность, но он не всегда их проявляет. Несмотря на лихость, неотразимую улыбку и готовность к флиртам, он мягкий, как масло. Вы бы только посмотрели на него во время окота овец! Он заботится об осиротевших ягнятах так, словно это его родные дети. Или, например, тот случай, когда у меня была сильная простуда. Папа так волновался, что по тридцать раз в час мерил мне температуру. (Наконец он попросил Рика Фэрроу, ветеринара, заглянуть к нам. Он говорил, что верит Рику больше, чем любому доктору. И все бы хорошо, если бы эту историю не узнали в школе. Я имею в виду, про ветеринара .)

Я помню маму. Немного. Это какие-то туманные мазки краской, как на незаконченной акварели. Помню руки, обнимавшие меня, и тихий голос. И ее туфли «на выход» (у нее была только одна пара) – черные лакированные, на небольшом каблуке. Я помню, как она водила по полям моего пони, посадив меня верхом, и говорила нам обоим что-то ласковое. А еще расчесывала перед телевизором мои волосы после ванны. Мне до сих пор грустно, что место мамы в моей жизни навсегда опустело… Но это бывает не часто. Это было бы несправедливо по отношению к папе. Когда я стала взрослее, то поняла, как трудно ему было все эти годы растить меня одному. Но он никогда не давал мне это почувствовать, ни разу. Все было веселым приключением для нас двоих.

Я помню, как через год после смерти мамы (мне было тогда шесть) папа сидел за кухонным столом с нахмуренным челом, просматривая каталог «Литлвудс»: он пытался выбрать для меня одежду. Он может заставить вас расплакаться своей добротой. А потом вдруг довести до слез, потому что без предупреждения продал ваш любимый спальный гарнитур какому-то парню из Брутона, который дал действительно хорошую цену. (Мне было тогда пятнадцать, и я до сих пор не понимаю, откуда парень из Брутона узнал о мебели из моей спальни?)

Вот такой у меня папа. Иногда у вас создается обманчивое впечатление, но в ту самую минуту, как вы это поняли, он становится именно таким, каким кажется. И я думаю, Бидди это понимает. Вот почему они пара . Я наблюдала за всеми другими папиными женщинами. И даже когда я была еще ребенком, мне было ясно, что они не совсем понимают папу. Они видели только проказливого, обаятельного, харизматичного Мика с его вечными попытками разбогатеть. Мика, который ставил всем пиво в пабе и рассказывал смешные истории. Это им нравилось, и поэтому он старался быть именно таким. Но что касается Бидди, то ей не нужна харизма – ей нужны прочные отношения. Ей ни к чему флирт. Иногда я смотрю, как они тихо беседуют, и вижу, как папа все больше полагается на Бидди.

Еще она осторожная и тактичная, эта Бидди. Зная, как близки мы с ним были все эти годы, она держится в сторонке. Никогда не рискует высказать свое мнение. Никогда не предлагает непрошеный совет. И я никогда не прошу у нее совета.

А может быть, иногда и надо бы попросить.

– Чипсы, Китти-Кэт?

Папа вышел за мной во двор, где светит зимнее солнце. В руках у него миска с чипсами. Кудрявые волосы с сединой все еще растрепаны после работы на свежем воздухе; кожа обветренная, глаза сверкают, как сапфиры.

– Я как раз говорила Кейти, как хорошо, что она дома, – сообщает Бидди. – Верно?

– Конечно, – отвечает папа и поднимает стакан в мою честь.

Я тоже поднимаю стакан и пытаюсь улыбнуться, но это нелегко. Встречаясь с папой взглядом, не могу не заметить в его сияющих глазах легкую печаль. Я залпом глотаю пунш и тяну время.

Если бы вы посмотрели на нас со стороны, то ничего бы не заметили. Вы бы всего лишь подумали, что отец с дочерью счастливы оттого, что снова вместе в канун Рождества. И вы бы никогда не заметили невидимые волны боли и вины, которые плещутся между нами.