Михаил Ишков - Супервольф

Это при том, что Мессинг встречался с паном Юзефом. Точнее, выступал в Сулеювках.

Два раза.

В последний раз это случилось в 1931 году, спустя несколько дней после того, как мой импресарио, господин Кобак примчался ко мне в номер с сенсационной новостью – меня приглашают на гастроли в Германию. Гонорар – сногсшибательный!

Вообразите его изумление, когда я решительно отказался от подобного предложения и попросил в следующий раз даже не упоминать о Германии. Причину я называть не стал, мой верный импресарио просто не понял бы меня. Связаться с бунтовщиками, с «германцами в большевистском обличье» – это то же самое, что иметь дело с «пшеклентыми москалями». Такого рода поступки выходили за пределы его разумения.

Кобак пытался настаивать. Я не уступил, несмотря на «сногсшибательный гонорар». Жизнь дороже. Мы поссорились, и когда через несколько дней меня пригласили выступить в имении пана Юзефа, я в расстроенных чувствах отправился в Сулеювки, надеясь, что в благодарность за мои хлопоты по спасению доброго имени его дочери начальник государства оградит меня от домогательств германской стороны.

После короткого сеанса психологических опытов меня пригласили принять участие в спиритическом сеансе, до которых пан маршал был большой охотник. На этом сеансе я повстречал – кого бы вы думали?

Сообразительные, ликуйте! Конечно, Вилли Вайскруфта.

За эти несколько лет он заметно располнел. В нем не осталось и капли того юношеского петушиного задора, который всегда украшает мужчину. Теперь это был рассудительный блондин, с волосами, идеально зачесанными на пробор, вальяжный, не без изящества, которого мне всегда недоставало.

На нем прекрасно смотрелась бы форма.

В приватной беседе он с прежней гипнотической убедительностью очковой змеи упрекнул меня за необоснованное пренебрежение Германией.

– …ведь Германия – не чужая тебе сторона, Вольфи. Почему ты, добившийся на германской земле всего, чего хотел, лишаешь своих немецких почитателей возможности насладиться твоим искусством?

До сих пор державший язык за зубами, я не выдержал.

– Вспомни Ханну и все, что связано с ней.

– Ты жаждешь мщения? Никогда бы не подумал, что Вольфи так кровожаден!

– Я кровожаден?!

Я не мог справиться с возмущением.

– Кто это говорит! Человек, по чьей милости у меня нет Ханны!!

Вилли ответил не сразу. Мне бы повернуться и уйти, но решительности не хватило. Впрочем, если бы тогда мы расстались, ничего бы не изменилось.

Вилли вполне по-дружески обнял меня за плечи и увлек в сад. Там, силой усадив на скамейку, под сенью какого-то дикого бронзового фавна, сладострастно наливавшего вино в фиал, продолжил разговор.

– Прежде всего, – заявил Вилли, – если я и виноват в ее гибели, то лишь косвенно, за что был наказан твоими дружками из Союза красных фронтовиков. Я провалялся в госпитале более полугода. К тому же решение принимал не я, а те, кто надо мной.

Он закурил. Дымок был ароматный, сигарета дорогая, его пригласили к пану Пилсудскому – видно, дела Вайскруфта пошли в гору.

– Я никак не мог помешать покушению, хотя считал его глупостью. Можешь с тем же успехом поблагодарить себя – это ты натравил Зигфрида. Покушение – его идея. К сожалению, надо мной было много тех, кому было наплевать на мое мнение!

Он по привычке надолго замолчал, потом добавил не совсем понятную фразу:

– В этом их слабость и малодушие.

Я не удержался и вступил в разговор:

– В чем?

– В том, что их слишком много, и в такой толпе не избежать попыток за счет мелких интриг и жестоких убийств решить свои личные, я бы сказал, корыстные, проблемы. Теперь в Германии появились другие, куда более близкие к народу люди, которые знают, что будущее в руках тех, кто способен напрямую общаться с ним.

– Ты веришь в астрологические бредни?! В угадывание мыслей?

– А ты нет?

Я задумался.

– Это трудный вопрос.

– Тогда растолкуй мне, ограниченному обывателю, почему ты с таким жестокосердием относишься к вскормившей тебя стране?

– Где меня собираются засадить за решетку на восемь лет? Ты полагаешь, я настолько глуп, что сам отдамся в руки полицейского секретаря, который сразу на границе защелкнет мне наручники?

Вилли искренне удивился:

– Почему ты так решил?

– А как же «эйслебенское дело»?

Вилли засмеялся.

– О нем давно забыли. В приговоре по делу о перевозке оружия нет ни слова о тебе, о Ханне, об уродах. Кстати, у фрау Марты отросла борода, как, впрочем, грива у Бэллы. Они теперь выступают на ярмарках. Дела, правда, идут скверно. Кризис, половина предприятий закрылись, так что веселиться не с чего. Что касается будущего, то на горизонте забрезжило.