Михаил Ишков - Операция «Булгаков»

Когда мы поднялись наверх, Борисполец сказал, что уже поздно, паспортистка ушла и паспорта сегодня не будут нам выданы. «Приходите завтра».

– Но завтра 18-е (шестидневка).

– Ну, значит 19-го.

На обратном пути М. А. сказал:

– Слушай, а это не эти типы подвели?! Может быть, подслушивали? Решили, что мы радуемся, что уедем и не вернемся?.. Да нет, не может быть. Давай лучше мечтать, как мы поедем в Париж!

И всё повторял ликующе:

– Значит, я не узник! Значит, увижу свет!

Шли пешком, возбужденные. Жаркий день, яркое солнце. Трубный бульвар. М. А. прижимает к себе мою руку, смеется, выдумывает первую главу книги, которую привезет из путешествия.

– Неужели не арестант?!

Это – вечная ночная тема: «я – арестант… Меня искусственно ослепили…»

Дома продиктовал мне первую главу будущей книги.

19 мая.

Ответ переложили на завтра.

23 мая.

Ответ переложили на 25-е.

25 мая.

Опять нет паспортов. Решили больше не ходить. М. А. чувствует себя отвратительно.

1 июня.

…Получил паспорта и уехал Пильняк с женой.

…Все дела из рук валятся из-за этой неопределенности…

М. А. чувствует себя ужасно – страх смерти, одиночества. Все время, когда можно, лежит…

3 июня.

Звонила Бориспольцу – никакого толку.

На улице – холодно, мокро, ветер.

Мы валяемся.

5 июня.

Сегодня во время дневной репетиции «Пиквика» [70]Яков Леонтьевич… сообщил, что поместил нашу фамилию в список мхатовский на получение паспортов.

На обратном пути заказали М. А. новый костюм.

Солнечный день.

7 июня.

…ждали в МХАТе вместе с другими Ивана Сергеевича, который поехал за паспортами. Он вернулся с целой грудой их, раздал всем, а нам – последним – белые бумажки – отказ. Мы вышли. На улице М. А. вскоре стало плохо, я с трудом его довела до аптеки. Ему дали капель, уложили на кушетку. Я вышла на улицу – нет ли такси? Не было, и только рядом с аптекой стояла машина и около нее (поэт) Безыменский. Ни за что! Пошла обратно и вызвала машину по телефону.

У М. А. очень плохое состояние – опять страх смерти, одиночества, пространства.

Дня через три… М. А. написал письмо обо всем этом Сталину, я отнесла в ЦК. Ответа, конечно, не было.

Из воспоминаний И. Н. Понырева

«…я был изумлен, гражданин следователь…

– Иван Николаевич, можете называть меня «товарищем Рылеевым» или «Юрием Лукичом». Вы ведь не подследственный и не подозреваемый, а важный свидетель. Я, признаться, тоже хотел бы подучиться в Московском университете, но ведь надо кому-то и родину защищать.

– Если кто-то посягнет на наш социализм, вся эта учеба коту под хвост. А как же, уважаемый Юрий Лукич! Гитлер уже до Франции добрался.

– Когда вы познакомились с последним романом Булгакова? Давал ли вам автор рукопись почитать.

– Ни в коем случае!.. Он никогда не выносил ни ее, ни отдельные части из дома, исключая одну из глав, названную «Мания фурибунда».

– Так и запишем.

– Вот об истоках романа, его, так сказать, изначальных импульсах, у нас с Михаилом Афанасьевичем разговор состоялся.

– Подробнее, пожалуйста.

«…Это случилось… точно не помню… кажется, в 1933 году. Или в 1934-м. Я сам напросился на встречу.

Михаил Афанасьевич по телефону ответил, что прихварывает.

– А впрочем… заходи».

«…встретил доброжелательно. Насчет нездоровья признался, что с помощью этой отговорки прячется от людей.

Был Михаил Афанасьевич в полосатой байковой пижаме, стянутой сзади резинкой, в растоптанных шлепанцах.

В кабинете усадил меня на свою, уже застеленную на ночь тахту. Сам расположился напротив, в кресле с полосатой обивкой и, потирая ладонью правой руки кулак левой, поделился… Вам это интересно, Юрий Лукич?

– Мне все интересно, Иван Николаевич. Булгаков объяснил, по какой причине прячется?».

«…да. Он признался – по самой простой, Ванюша.

Два года назад со мной случилось невероятное – мне позвонил старинный приятель и предложил встретиться. Не на пляже, не в сорокаградусный мороз, а в нормальной рабочей обстановке. Предложил поговорить всерьез…»

«…Клянусь бабушкой, я растаял! Я ожил!! Да и как не растаять, если после того звонка моя жизнь круто поменялась. Внезапно проснулся телефон. Меня взахлеб начали заваливать самыми заманчивыми предложениями.

Первыми, понятное дело, примчались мхатовцы. Прибежали, начали тормошить – ну же, Миша, вы же наш самый любимый автор, давайте забудем прошлое, сбацайте нам какой-нибудь шедевр навроде «Бега». Это же наша самая любимая пьеска! Ну, Мишук, хватит дуться!»