Борис Сопельняк - Рядовой Рекс (сборник)

С вражеского берега взлетели ракеты, потянулись трассы пулеметов, взметнулись фонтаны разорвавшихся снарядов. Но огонь велся не прицельно. Артиллеристам и пулеметчикам что-то сильно мешало – какие-то трассы прошивали ночь вдоль реки, вынуждая немцев переносить огонь на цели, расположенные на своем берегу.

Заговорили наши пушки, создавая огневую завесу для десанта. Усилили огонь и немцы. Разбит один плот, другой. Прямое попадание в лодку. Разлетелся в щепки баркас.

А в дотах стояли насмерть оглушенные и чумазые от пороховой гари разведчики. Двери давно выбиты. Крыши сорваны. Стены продырявлены… Немцы выкатили орудия на прямую наводку и расстреливали доты в упор. Пехота накатывалась вал за валом. Ее встречали гранатами, короткими очередями из автоматов, шмайсеров, полуразбитых пулеметов. У развалин дотов осталось по два-три человека. Одни не могли ходить, но могли стрелять. Другие уже не стреляли, но кое-как двигались и подносили боеприпасы.

И только один человек был без единой царапины – лейтенант Зуб. Он перебегал с места на место и косил из немецкого пулемета накатывающиеся цепи.

– Как там… наши? – свистящим шепотом спросил Ларин.

– Порядок! – бодро ответил Зуб. – Уже зацепились за берег. Сам видел, как с лодок на песок прыгали люди. Да куда же ты, падла, лезешь?! – рубанул он короткой очередью по бегущему на них немцу. – Ты-то как? – обернулся Зуб к командиру.

– Ни… ничего, – нехорошо бледнея, ответил Ларин.

– Ты это брось! – всполошился Зуб. – Не раскисай! Ты же наш командир. А командир – он командир!

– Я… конечно… если бы не… – оторвал он руку от раны на животе, сквозь которую проглядывали синевато-розовые кишки.

– Вот зараза, – вздрогнул Зуб. – И перевязать нечем. Слушай, так нельзя! – взмолился он. – Дай хоть рубахой, что ли!

– Не… нельзя… Грязная.

– А-а! Думаешь, твоя лапа чище? Погоди, командир, я сейчас, – начал он стаскивать с себя гимнастерку. – Вот, гады, опять лезут. Шарко, прикрой!

Истекающий кровью Шарко высунулся из-за бетонной глыбы и секанул по бегущей цепочке. Тем временем Зуб снял с себя рубаху, разорвал ее и туго перевязал распоротый живот Ларина.

«Вот ведь незадача, – сокрушался Зуб. – Умрет парень. Как пить дать, умрет. Совсем ведь мальчишка, ему бы жить да жить…»

Где-то внизу, у самого среза воды, гремело раскатистое «ура», на кручу карабкались бойцы, одна за другой приставали лодки, подтягивались плоты. А у разбитых дотов нет-нет да и раздавался выстрел.

«Значит, еще не все… Есть и живые, – подумал Зуб и отбросил умолкнувший пулемет. – Все, последняя граната, да и та немецкая… Шарко мертв. Командир не жилец. А я… Если немцы закрепятся у этих развалин, сколько наших ребят поляжет на откосе… Что же делать? Что я могу с одной-единственной гранатой, хоть и противотанковой? Могу! – вдруг решил он. – Могу! Лучше так, чем плен. И ребят спасу немало».

Когда на площадку возле дота высыпало десятка два автоматчиков, из-за развалин шагнул Зуб. В руках – граната с выдернутой чекой.

– Не стрелять! – крикнул офицер.

Но это не помогло. Лейтенант Зуб прыгнул в самую гущу немцев и разжал пальцы. Взрыва он уже не слышал. Но его слышал Седых. Он лежал с простреленными ногами у соседнего дота и видел, во что превратилась темно-зеленая куча немцев.

«Ну что ж, – подумал он, – Зуб поступил правильно. У меня нет гранаты, но последний патрон имеется».

Седых повернулся на бок и достал из кармашка-пистончика заветный патрон.

«Главное – не потерять сознания, – думал он, заряжая пистолет. – Главное, успеть… Не-е-т, живым меня не возьмете! – скрипнул он зубами, глядя на приближающиеся тени. – Нажму, как только подойдут», – решил он и приставил пистолет к виску.

Поблескивающий лаком «опель-капитан» вырулил на дорогу и вскоре догнал идущую к передовой колонну. Солидно и сдержанно сигналя, «опель» обгонял набитые солдатами грузовики, длинноствольные пушки и танки. Надменный оберст едва обращал внимание на приветствия офицеров, а сидящий за рулем мрачный вахмайстер ловко лавировал между танками и машинами. Когда какой-нибудь водитель не уступал дорогу, из окна высовывалась свирепая собачья морда и так облаивала нахала, что того мгновенно сметало к обочине.

Чем ближе к мосту, тем чаще встречались потрепанные колонны, идущие из-за Днепра. Покореженные грузовики, бредущие вдоль дороги раненые, волочащиеся на буксире бронетранспортеры…