Борис Сопельняк - Рядовой Рекс (сборник)

Летели долго – с посадками, дозаправками, погрузками и выгрузками, но к концу дня дотянули до какого-то полностью разрушенного города и приземлились на уцелевшем отрезке шоссе, превращенном во взлетно-посадочную полосу.

– С прибытием! – обнял Виктора Галиулин.

– Где мы? – нетерпеливо спросил он. – Огромный город – и ни одного целого здания.

– Это Варшава, – ответил Галиулин. – О восстании ты, конечно, знаешь. О том, как жестоко его подавили, тоже писали. Но только сейчас стали известны кое-какие цифры. Кошмар какой-то, а не цифры! Честное слово, складывается впечатление, что это не восстание, а грандиозная провокация.

– Да ты что?! Ведь поляки сражались до последней капли крови.

– То-то и оно. Одни сражались, а другие… Вначале расклад был такой: против шестнадцати тысяч солдат и офицеров немецкого гарнизона – сорок тысяч повстанцев. Казалось бы, успех обеспечен? Но на эти сорок тысяч всего триста автоматов, тысяча семьсот пистолетов и тысяча винтовок. О боеприпасах не говорю, их практически не было.

– Ну а мы? Ведь наши части стояла на подступах к Висле.

– До Вислы мы дошли и даже кое-где ее форсировали, но развить наступление уже не было сил. Оружием, правда, помогали: автоматы, пулеметы и даже минометы сбрасывали с самолетов. Немцы, как понимаешь, тоже не сидели без дела: подтянули артиллерию, перебросили несколько дивизий, да и «юнкерсы» с утра до вечера висели над городом. Шестьдесят три дня продержались повстанцы, а потом сдались. По нашим данным, погибло около двухсот тысяч варшавян, столько же брошено в концлагеря. А город… сам видишь, во что превращен город.

«Виллис», в котором они ехали, с трудом пробирался по заваленным обломками зданий улицам. Но больше всего Виктора поразили не руины – на них он насмотрелся предостаточно, – а то, что на улицах не было ни души.

– Люди отсиживаются в подвалах, – упредил его вопрос Галиулин. – Одни не верят в освобождение, другие боятся попасть под рушащиеся стены. Но к вечеру почти все выбираются к нашим полковым кухням. Кроме миски каши, предложить ничего не можем, но в этой ситуации и каша идет на «ура».

Когда «виллис» выбрался из города и помчался куда-то на запад, Виктор откинулся на спинку сиденья, потрепал притихшего Рекса и виновато сказал:

– Отвык я малость. Из Москвы видно дальше, но как бы через бинокль: не слышно криков боли, не ощущается запах крови, да и люди кажутся картонными фигурками. Бежала фигурка, бежала, потом почему-то упала. Ну и что? Не стало человека! А до сознания это не доходит.

– Дойдет, – односложно бросил Галиулин. – Через полчаса будем на передовой – и все сразу дойдет. Имей в виду, немец сейчас другой, теперь он защищает родную хату. К тому же пропаганда обыгрывает и такой мотив: русские, мол, пришли мстить. Поэтому старые солдаты бьются до последнего патрона, а мальчишки один на один выходят против танков. Я уж не говорю о нашей работе – никогда разведке не было так трудно.

– Я понимаю, – кивнул Виктор. – Антифашисты перебиты, местное население видит в нас захватчиков, так что опоры практически никакой.

– Вот именно. А впереди Одер. Думаю, форсировать его будет посложнее, нежели Вислу.

– Но проще, чем Днепр?

– Не приведи бог за Одер платить такую же цену, как за Днепр! Вам не говорили, сколько утонуло и сколько погибло на плацдармах?

– В академии? Нет.

– А мне довелось участвовать в работе одной комиссии… Ладно, об этом потом, – оборвал себя Галиулин. – Об этом – после победы.

Полчаса тряски по разбитой колее – и «виллис» резко затормозил на окраине жиденькой рощицы.

– Приехали, – выпрыгнул из машины Галиулин и шагнул в зияющий чернотой вход в штольню. – Еще неделю назад здесь работали военнопленные. Немцы хотели взорвать вход и заживо похоронить пять тысяч человек, но мы выбросили десант, перебили охрану и спасли обреченных на смерть людей. Теперь здесь штаб армии.

– Вот это да-а!.. – разглядывал высоченные своды Виктор. – Здесь можно пересидеть всю войну, такой блиндаж не взять ни бомбам, ни снарядам.

– И не мечтай, – сузил глаза Галиулин. – Долго вдесь не засидимся. Кому-то надо и Берлин брать.

– Да я не о том, – смутился Виктор. – Я в том смысле, что блиндаж хорош.

Разговор происходил на ходу. Галиулин знал все повороты и завалы, поэтому шел уверенно и стремительно, а Виктор то отставал, то спотыкался, то вырывался вперед и потом смущенно топтался, поджидая Галиулина. Рекс держался рядом, но вел себя странновато: все к чему-то принюхивался, ни с того ни с сего скалился, а то вдруг замирал на месте и не хотел идти вперед.