Авигея Бархоленко - Светило малое для освещенья ночи

Так что же отловила во мне эта старая карга?!

О самом опрокидывающем я догадалась дома, куда два часа тащилась пешком. Я догадалась об очевидном: старуха на самом деле что-то видела. Она была глупа, затюкана и неделю ела только то, что находила в мусорных баках, но я была для нее очевиднее, чем непостижимые рупь-девяносто.

И там, на остановке, я ни на секунду не усомнилась, что так и должно быть: я стою, а кто-то видит мое невидимое. И я знаю: да, видит. Я знаю .

Как я знала?..

В нашем городе кто-то придумал мусорные баки в виде рога изобилия. Одно такое сооружение имело пребывание напротив моей квартиры, и я убеждалась, как форма влияет на содержание: изобильный рог постоянно лежал на боку и извергал свои богатства на прохожих, и наша маскирующаяся под пенсионерку дворничиха мстила за мусорное население района жильцам моей девятиэтажки, начиная добросовестно шоркать метлой по асфальту не позднее пяти утра. Днем из рога изобилия добывали прожиточный минимум бездомные собаки. Собак было шесть, они инспектировали рог изобилия поочередно, никогда не сталкиваясь возле точки общепита, четко соблюдая сложившийся регламент, а в свое безобеденное время дружно перекрывали чужакам подступы к источнику жизни.

Однажды иерархия нарушилась, все шестеро расположились совсем близко, а около урны сидел незнакомец — крупный, когда-то белый пудель. Даже с моего четвертого этажа было видно, насколько и как давно он грязен, — каракулевая шерсть спеклась островами. На рог изобилия пудель принципиально не обращал внимания, явно пребывая здесь с иной целью. Кто-то сердобольный кинул кусок булки, пудель проводил ее траекторию косым взглядом, шестерка хозяев насторожилась, но гость демонстративно отвернулся от подачки. Знакомые псы мирно осели.

В происходящем наличествовал сюжет, и я стала ждать.

Через какое-то время пудель встал. Его взгляд, как поводок, прикрепился к молодой женщине. Женщина была занята своим и на собаку не отреагировала. Пуделя это не смутило. Он дождался наименьшего расстояния между собой и нужным человеком и профессионально пристроился с левой руки.

Я не без разочарования решила, что насчет какого-то там сюжета ошиблась, что явилась собачья хозяйка, хотя и нерадивая, но все равно самая единственная, так что пуделиная проблема, можно сказать, исчерпалась, и я вполне свободно могу заняться своими — например, моему наследственному пекинесу Туточке, опять исхудавшему от очередного приступа скромности, приготовить бульон из куриных лапок, которые догадливо придумала фасовать на килограммы наша птицефабрика.

Уговорив Туточку не умирать от голода и на этот раз, я без особой цели посмотрела в окно и изумилась: грязный пудель сидел на прежнем месте. У сюжета началось второе действие.

Самое время погладить давно выстиранное белье, решила я и придвинула обеденный стол к подоконнику.

Так же как и недавно, пес еще трижды пристраивался к разным людям, всякий раз интеллигентно с левой стороны, и так же скрывался из пределов окна, но минут через семь-девять возвращался обратно и садился на облюбованное место, с тем же внимательно-избирательным выражением на лохматой морде. Он никуда не спешил, он сидел, как председатель никому не ведомого конкурса на лучшего собачьего хозяина, и спокойно измерял необходимые для этого стати прохожих. Ничего общего в выбранных им людях я не нашла — пенсионер, женщина в годах, молодой человек с «дипломатом». Но и пожилых, и с «дипломатами» проходило немало, а пес не удостаивал их особым вниманием.

К вечеру я починила все порванное и дырявое, прохожих внизу стало меньше, пес вертел головой, отыскивая желающих пройти мимо него, но улицы опустели.

Бедняга, пожалела я пса и взялась за сложенную на подоконник выглаженную бельевую стопу. Бедняга. По-моему, ты гениален, но тебе от этого только хуже.

Пес, подняв морду, смотрел в мое окно, не закрывавшееся с апреля по октябрь. Помедлив, я раздвинула цветы — теперь председатель собачьего жюри должен видеть меня вполне ясно.

Пудель, не отрывая взгляда от моего окна, встал на все лапы.

Нет, спохватилась я, я не могу! И виновато взглянула на бедного Туточку, который уже сполз со своей подстилки и протиснулся за помойное ведро — опять застеснялся, что живет. «Я не могу!» — послала я бедственный сигнал в окно.

Пудель возле рога изобилия сел, но продолжал смотреть. Он смотрел мне в глаза. Лучше бы ты отвернулся, подумала я. Пудель опустил голову и стал принюхиваться к чему-то, что обжорно выпирало из рога изобилия.