Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Эээ, о, хэлло! Меня радует, мистер… — по-английски.

— Это доктор Вильгельм Треггер, Миша. С «Вотан верке» в Дюссельдорфе. Доктор Треггер, это мистер Миша Кафанке.

Доктор Треггер с благородной внешностью и добрыми глазами распахивает руки, ах, какая радость для него, ах, какое счастье. Почему только, скажи мне, думает Миша, почему, я понятия не имею.

— Как я рад наконец видеть вас, дорогой мистер Кафанке!

Рукопожатие. Мужественное и крепкое. Стукнет он каблуками или нет, джентльмен из Дюссельдорфа? Нет, не стучит.

— Давайте присядем, — поет Мелоди.

Можно сесть на один из шести роскошных бело-золотых стульев. Это приятно. Миша смотрится намного лучше, когда они сидят.

— Сердечно рады вашему приезду, мистер Кафанке!

У него мягкий голос, как у паст… Нет, даже мягче.

— Я рад… — начинает Миша, он не знает, что говорить дальше. Черт возьми, я был бы рад, если бы мне вообще хоть что-нибудь пришло в голову, пусть это было бы так же глупо, как то, что обычно говорят политики. Однако ничего. Ни одной мысли.

— Представляешь, Миша, доктор Треггер уже одиннадцать лет в Багдаде!

— Не может быть! — восклицает Миша. — Одиннадцать лет! Как вы смогли! Так долго! Никогда бы не подумал. Одиннадцать лет? Целая вечность! — Он мог бы и дальше продолжать в том же духе, но Мелоди прерывает его — очевидно, достаточно.

(У доктора Треггера молодая жена, двое детей — они ходят в школу — и великолепный дом. Но он об этом не говорит. Работу и частную жизнь такие господа всегда четко разграничивают. Даже самые свирепые нацистские убийцы на работе выполняли «свой долг» — а дома у них были любимая жена и благополучные дети, которые играли на фортепьяно Баха и Шопена, и, когда они приходили домой под Рождество после пыток и казней, они пели со всей семьей «Тихая ночь, святая ночь». Никогда они не связывали одну жизнь с другой. Доктор Треггер тоже этого не делает.)

— Доктор Треггер работает на иракское правительство.

Ну вот, пожалуйста!

— Да, мистер Кафанке, по поручению «Вотан верке».

— Что значит — по поручению «Вотан верке»?

— Миша! Разве ты никогда не слышал о «Вотан верке»? Об этом большом военном концерне? Больше, чем МВВ, не так ли, доктор?

— Да, то есть нет, точно нет. Но почти…

— Вы работаете в военной промышленности? — спрашивает Миша.

Треггер встает, подходит к бело-золотой стене, тыкает в одно место, отчего там открывается дверца, за которой блестят и сверкают зеркала, зеркала, бутылки, бутылки: бар!

— Выпейте глоточек, мистер Кафанке! Полет был долгим. Другой климат. Чужой мир. Нужно переключиться.

— Здесь же запрещен алкоголь!

— Вы же видите, ха-ха-ха! Когда нужно, Аллах позволяет, всемогущий, всемилостивый. Кроме того, вы оба не мусульмане! Так что? Коньяк? Виски? Водка?

— Я вижу там бутылку Comtes de Champagne, доктор?

— Вы видите, понимаю…

— Тогда, может быть, глоточек шампанского. Это оживляет.

Этот тип ведет себя как хозяин бара. Как элегантно. Можно позавидовать. Ну, так поднимем по одной, привычное дело!

— Ваше здоровье!

— Капельку, да, мистер Кафанке?

— Капельку, доктор Треггер. Но я все еще не понимаю — речь идет о вооружении. Я полагал, что есть резолюция ООН о том, что Ирак никоим образом не может получать военную продукцию, наложено эм… эм… эмбарго (слава Богу!)…

Треггер трясется от смеха. И тут же наливает, держа салфетку вокруг бутылки.

— Что тут такого смешного, доктор?

— Ну, это эмбарго, конечно. Резолюция ООН 657, да? Ах, позвольте, ха-ха-ха, я еще посмеюсь. Ее ни один человек всерьез не принимает, эту резолюцию! И ООН тоже.

— Тоже? — удивляется Миша. — После всего, что случилось? Я думал, президенту Саддаму Хусейну для начала хватит… Конечно, это его дело…

— Совершенно верно, господин Кафанке. Это дело президента. И «Вотан верке». Ваше здоровье, мистер Кафанке!

— Если позволит Всеблагой, Всемилостивый… — Миша сопит после того, как это выдал. Это было уже кощунство. Нельзя же мне снова опьянеть! Мелоди смотрит на меня так предостерегающе.

— Другие фирмы тоже здесь представлены, мистер Кафанке. Из Франции, Англии, Америки…

— Но ведь эти страны как раз вели войну против Ирака! — говорит Миша.

— Ну и что? — Треггер смотрит на него как учитель на ученика, ленящегося думать.

— Видишь ли, милый, — говорит Мелоди, — война кончилась. Времена суровые. У одних есть оружие. Другие хотят его иметь. Следовательно? Это же так просто!

— Ага, — говорит Миша. Ему вдруг перестает здесь нравиться. И у шампанского вкус пробки.