Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Грандиозно! Мне кажется, что я в раю… — поет Мелоди.

Подожди, думает Миша, вот приедем в гостиницу! Тогда ты услышишь пение всех ангелов, ты, стерва! Своего Джонни ты в Москве выбросила, теперь ты полностью от меня зависишь!

— Всего через несколько шагов отсюда, на краю шелкового базара на Аль-Самавал-стрит находится Кхан-Марьян, — справа, дорогая мадам, справа! — построенный в 1358 году как караван-сарай, то есть как постоялый двор. Сейчас здесь размещается Арабско-Исламский музей. На него пришелся ракетный удар Американских дьяволов. Реставрируется, вы это видите, дорогая мадам!

Снова калеки — взрослые и дети: семеро слепых, один за другим, держат друг друга за плечи, впереди идет восьмой, зрячий, но у него нет руки. Сейчас они ждут, когда светофор откроет им дорогу.

— Ужасно, — говорит Миша и указывает кивком головы на группу. Ему хочется волком выть.

— Американские дьяволы. Вы видите своими глазами, что натворили эти бестии. Они скоро поплатятся за это! — И без перехода: — Справа, мадам, Национальная картинная галерея… мечеть Хайдар-Кхан с единственным в своем роде куполом… Здание правительства, отчасти разрушенное… Президент и его Штаб работают в расположенном вдали от города подземном правительственном Центре… Он неуязвим для ракет Американских дьяволов!

И снова везде огромные изображения президента Саддама Хусейна из дерева, бронзы, мрамора, нарисованные на картоне в униформе, в гражданском, с оружием в руках, в окружении детей. Его любит народ, его почитает народ. Этот народ благодарен ему за восьмилетнюю войну против Ирана, за освобождение Кувейта, хотя оно и вызвало подлую — другого слова не подберешь — подлую операцию «Буря в пустыне». Конечно, Саддам поднял цены на нефть. Это их и задело! Плевать им на права человека, плевать на свободу, речь шла о ценах на нефть! До того, как Саддам их повысил, он в течение десятилетий был любимцем американцев, которые продавали ему любое оружие для войны с Ираном. А потом, поскольку Америка разочаровалась в Хусейне, она начала эту видеовойну… умным оружием, которое якобы не убивает ни одного человека и попадает в любую цель с точностью до миллиметра.

Ни одного человека? Здесь калека на калеке. По меньшей мере, полмиллиона убитых. И что?

После этого якобы разгрома Саддам сильнее, чем прежде. Чихать он хотел на все комиссии ООН, которые прочесывают страну в поисках атомных установок, ракет и систем по производству отравляющих веществ, но не находят ничего!

— А это что?

— Это Махир-Сквер, мадам. Второго такого нет на всем белом свете. Огромная площадь возникла после 1940 года в результате сноса лачуг и сегодня является одной из площадей столицы с самым оживленным движением… Включи сирену, Али! — говорит генерал через окошко, проделанное в разделительной перегородке.

Еще и это! Как Миша ненавидит ее. Сирена! Она взвывает, на крыше «Мерседеса» мигают голубые и красные огоньки, все машины останавливаются, будто едет «Скорая помощь». Мелоди это нравится — беспрепятственно нестись сквозь хаос машин и людей, думает Миша, а я нахожу это чудовищным. Что случилось с моей Мелоди?

— …в центре Махир-Сквер памятник свободы, тоже единственный в своем роде, — декоративная стена в 50 метров длиной с символическими изображениями, выполненными в современном стиле…

Меня от этого просто тошнит, от этого чванства. Кроме того, вот снова проехали мимо развалины, о которой генерал ничего не говорит, а также о стольких оборванцах, босых детях, калеках. Нужно же войти в его положение, кому захочется говорить о калеках, бедняках или босых детях!

— …мечеть Абд-эль-Кадр-Гайлани двенадцатого века… минарет Суг-аль-Газиль… (и безногий инвалид, который передвигается в ящике с маленькими колесиками) …слева начинаются базары…

Город остается позади. Они подъезжают к живописной пальмовой роще. У ворот солдаты отдают честь, здесь опять цветы и дорожки из белой мраморной крошки. Потом взору открывается здание, выглядящее как роскошный отель. Сирена умолкает, мигалки гаснут, водитель «Мерседеса» тормозит, машина останавливается у края красной ковровой дорожки.

— Voila, правительственная гостиница!

Дверца открывается.

Генерал Самава помогает Мелоди выйти из машины, а солдаты отдают честь им и Мише, который чувствует себя идиотом. Трое важных чиновников в черных костюмах и серебристых галстуках низко кланяются, провожают их с Мелоди внутрь роскошного здания, Миша ковыляет позади Мелоди, смутно и с горечью думая: а калеки и бедняки, которых мы видели, где живут они? Я не хочу в эту гостиницу! Всю свою жизнь я прожил в простоте, меня тошнит от всего этого блеска и роскоши! Мелоди вроде бы объясняла мне в Москве, что нам здесь нужно что-то доделать, почему только я не могу об этом вспомнить? Должно быть, я перебрал этих пилюль! Нет, я не пойду туда, даже если все эти шаркуны будут еще больше гнуть спины! Пролетарии всех стран… Ах да, здесь это неуместно. Хорошо, я войду. Но с чувством протеста!