Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Профессор Волков, я обвиняю вас в государственной измене, попытке бегства из страны и в убийстве, совершенном вами лично или при участии сообщников.

— Вы сказали — убийство, господин следователь? — спрашивает Миша, прищурившись.

— Я сказал — убийство, профессор Волков.

Широкие золотые лучи солнечного света падают в комнату, тысячи пылинок танцуют в них. Здание следственного отдела и тюрьма находятся на окраине Москвы, в парке. В ветвях деревьев щебечут птицы, блестит молодая листва, потому что ночью прошел дождь, зарешеченные окна открыты, ах, этот душистый лесной воздух!

— Кого же я убил, господин следователь?

— Ну, конечно, этого Мишу Кафанке, профессор Волков.

В партии Дарга — Боуместер (встреча команд Голландия — ФРГ, 1959) белые сдались на 40-м ходу. Черные атаковали короля белых по линиям f и g. Значит, в атаку, Миша!

— Но я ведь и есть тот самый Миша Кафанке, господин следователь!

— Ну, профессор Волков, это уже более чем скучно. Не начинайте всего этого сначала, я прошу вас! Кто вы, это хорошо известно.

— Да, если это хорошо известно, тогда простите, господин следователь. Я ведь все еще считаю, что я и есть Миша Кафанке. Не сердитесь на меня за это!

— Не сердитесь? Мы здесь должны судить о вас по чисто юридическим основаниям, свободным от идеологической предвзятости, страха или гнева и не ради какой-либо выгоды.

— Я знаю, господин следователь, я это знаю. — Миша сопит. — А как, скажите, пожалуйста, я себя — нет! — как я его убил? И зачем?

Он точно знает, зачем, этот изобретатель, думает Юрий Ежов. Конечно, он знает, зачем только он тянет! Так я ему объясню еще раз, чтобы он потом не жаловался на то, что ему не все сказали. Но с этим надо кончать.

— Вы сделали важное изобретение, — говорит Юрий Ежов. — Начнем с этого. Сделали?

— Да, господин следователь.

Птицы в парке, как дивно они поют…

— Хорошо. И вы хотите покинуть Россию. Это тоже верно?

— Это тоже верно, господин следователь.

— Превосходно. С вашим… изобретением, конечно.

— Конечно, господин следователь.

Тирли-тирли.

— По этой причине вы пошли в УВИР Министерства внутренних дел за выездной визой и заняли там очередь, чтобы получить эту визу. Правильно?

— Правильно, господин следователь.

Защита Грюнфельда, безусловно относящаяся к самым интересным, делает возможной гораздо более оживленную игру фигурами, чем большинство королевских защит, так как в ней значительно раньше открываются вертикали. Теперь только не терять мужества и надежды!

— И у вас были с собой, когда вы пришли ходатайствовать о выездной визе, светокопии планов календарного графика выступлений Бориса Беккера в Уимблдоне — простите, профессор Волков, Борис Беккер — мой кумир, вот я и оговорился. — У него плохо пошли дела! В последнее время он потерпел ряд поражений. Говорят, он страдает от депрессии. Может быть, вы, из Германии, знаете об этом подробнее?

— К сожалению, нет, господин следователь.

— Я так беспокоюсь… Гррр-ррррм! Так о чем мы? Ах, да, вспомнил: у вас были с собой светокопии вашего изобретения — эко-клозета, — когда вы пришли ходатайствовать о выездной визе?

— Разумеется, были, господин следователь. Минуточку! — Миша сильно сопит. — Вы сказали — эко-клозета? Но все эксперты придерживались мнения, что речь идет о светокопиях установки по обогащению плутония!

— Недолго.

— Что недолго?

— Они придерживались этого мнения. Потом они установили, что это мнение было ошибочным. Конечно, речь идет об эко-клозете.

— Э-э-это они действительно так считают? — Если припомнить, сколько великих шахматистов сошли с ума…

— Ну, разумеется, профессор Волков. Не надо держать нас за идиотов! Не будете же вы таскать с собой светокопии вашей установки по обогащению плутония! Это было бы действительно чистым безумием!

Чистым… Он сам это говорит! Вот чего я всегда так боялся, — сойти с ума!

— Хорошо, господин следователь, моего эко-клозета. Но где же тогда чертежи установки по обогащению плутония?

— Ну, где же еще? В вашей голове, дорогой мой изменник родины!

Тут уже не поможет надежная, но несколько пассивная защита Стейница, названная так в честь величайшего мастера XIX века — он тоже окончил свою жизнь душевнобольным. Всего наилучшего!

— Ага, в его голове.

— Не в его голове. В вашей голове, профессор!

Тут можно не слушать дальше. Тут нужно быстро спросить:

— Но откуда у него чертежи эко-клозета? Пожалуйста, заметьте, хотя я говорю «он», я имею в виду, конечно, «я», потому что я не он.