Владимир Крупин - Море житейское

- Чего нокаешь? - сердито сказал я, измученный подъемом и поисками. - Не запряг, не нокай, я не лошадь. Ай эм рашен ортодокс, - вот какую я сочинил фразу. Конечно, годы спустя я уже с легкостью покорял арабов приветствием: «Аль Масих кам», - то есть «Христос Воскресе» по-арабски, но тогда пытался хоть как-то быть понятым. - Очень надо, -говорил я. Перекрестился. - Я только смотреть. Нур зеен. Понимаешь? Ферштеен? Туда войду, поставлю свечку и сразу цурюк, обратно. Туда и сюда. Ауф унд аб.

Совершенно ясно, что он ничего не понял, потому что спросил:

- Майка?

- Какая майка? - Я еще не знал, что «майка» - это по-румынски «матушка».

Но он уже ушел. Задернул засов изнутри. Но ушел, сделав знак рукой, вроде того, что подожди. Не впустил, но и не отказал. Вскоре вернулся с монахиней, которая тоже не говорила по-русски, но пригласила войти.

Я шагнул за железные ворота и помню, как распахнулось пространство. Конечно, взгляд взлетел вначале по ярусам колокольни к небу, которого здесь было очень много, потом устремился по аллее к храму, к кельям слева к маслинам справа. Куда вела майка-матушка, не знал, тут я не командовал. Привела в трапезную, в церковь святого Филарета Милостивого, это все потом узнал. Меня посадили за стол вместе с рабочими и начали кормить. Я сказал: «Ангела за трапезой, - сказал: - Добрый день», - но понят не был. То есть русских среди рабочих не было.

Обед был замечательный! А хлеб был такой, что всегда-всегда помнил его вкус и аромат. Разломил ломоть (о, сейчас только обратил внимание, что «ломс^ть» от слова «ломать», не резал же Спаситель хлеб ножом), разломил и вдыхал, насыщаясь уже одним только запахом.

Потом никто никуда не сопровождал, и я свободно ходил по монастырю. Особенно поразило место, обведенное полукруглой металлической решеткой, место, на котором стояла Божия Матерь во время Вознесения Предвечного Сына. Более всех страдала Она при Кресте, и теперь более всех полнилось Ее сердце счастьем.

Вот тут, именно тут, были и апостолы, окончательно уже и безпово-ротно поверившие в то, что их Учитель - Бог Господь. Отсюда возвращались они, как замечает евангелист, «с радостию великою» (Лк. 24, 52).

Приложился к месту Обретения главы святого Иоанна Предтечи, Крестителя Господня. Как-то даже не заметил узора мозаики на полу, видел только округлое углубление, в котором в давнюю пору хранился глиняный сосуд с главой. На Елеоне было поместье царя Ирода и неудивительно, что Иродиада здесь спрятала главу обличителя своей преступной жизни. Но благочестивая Иоанна, жена Хузы, приставника (домоправителя) Ирода сумела извлечь сокровище и перепрятать. По преданию, обретение главы свершилось в дни правления Константина Великого равноапостольного. Далее следуют странствия главы Иоанна Предтечи, Второе, Третье Обретение ее, но нам важно именно то, что несколько веков Елеон освящался этой православной святыней.

На колокольню в тот, первый раз, не осмелился подняться. Увидел, как монахиня катит тяжелую тележку, бросился помочь. «Не надо, не надо, спасибо, довезу, я же русская». Я возликовал, мне очень хотелось поговорить, что-то спросить, рассказать о том, как меня повернули от ворот храма Марии Магдалины, о том, что жива в России, жива вера православная, но монахиня извинилась и ушла.

А мне хотелось ходить и ходить по монастырю как можно дольше: так тут было спокойно, молитвенно, но время, в отличие от меня, спокойным не было и подстегивало.

И много-много раз с тех пор бывал в монастыре. Сижу сейчас в городской квартире и мысленно, с помощью памяти зрения и слуха, вижу тот день, когда впервые шел от ворот монастыря к кладбищу, к ограде, за которой арабские дома и крики арабских детей. Петухи кричат. Вразнобой, громко. Не хотят никому уступить право заключительного возгласа. Вот вроде уже замолчали - нет, какой-то неуспокоенный заголосил. И, конечно, тут же возмущенно заорали соперники.

Лужайки желто-золотой монастырской травы медуницы. Прямо показалось, что я в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, такое же благоухание.

Светлое просторное кладбище. Высокие кресты, как выстроенное войско. Или как знак того, что хозяин, хозяйка креста ушли в небесное воинство. И вернутся с Тем, Кто будет судить живых и мертвых, и Царствию Его не будет конца.

Так далеко видно: холмы серо-белой пустыни, светло-серые облака. Над головой сосны с еще не отпавшими прошлогодними шишками, и уже нынешние шишечки на зеленых ветвях разжимают кулачки.