Владимир Крупин - Море житейское

Тамань - самая освещенная в литературе и самая неосвещенная в жизни станица. Во тьме Таманской я искал дом, где меня ждал Виктор Лихоносов. Меня облаяли все таманские собаки, да вдобавок чуть не укусили, да я еще и чуть не выломал чей-то близкий к ветхости забор, зацепившись в темноте обо что-то. Полетел вниз и почуял, что упал на что-то живое, которое шевельнулось и спросило: «Мабуть, Микола?» Мы оба встали. Я разглядел усатого дядьку и спросил, где такой-то дом на такой-то улице? Казак был прост как дитя природы: «Пойдешь от так и от так, трохи так, и зараз утуточки». Давши такую директиву, казак рухнул в темноту на свое прежнее место и исчез. Для семьи до утра, для меня навеки.

А я-то, наивный, считал, что знаю Тамань. Я тыкался и от так и от так, и бормотал строчку из лихоносовской повести: «Теперь Тамань уже не та». То вспоминал студенческие стихи первого года женитьбы: «Табань! Весла суши! Тамань - кругом ни души. “Хочу вас услышать, поэт”. - Кричу. Только эхо в ответ. К другим гребу берегам, к родным, дорогим крестам. Нигде не откликнитесь вы, к звезде не поднять головы. Не новь к отошедшим любовь, но вновь на ладонях кровь».

Тамань, Тамань, как ты велика в моей судьбе, как высоко твое древнее небо! Ничто не сравнимо с тобою. Вот литература! Разве хуже другие берега полуострова, разве не наряднее другие станицы, разве нет в них контрабандистов, да вот только не побывал в них поручик Тенгинского полка.

Ах вы, рабы Божии, Михаил и Виктор, за что ж вы перебежали мне дорогу? Разве не больше у меня прав писать о Тамани? У меня же и жена и теща таманские, а вы - птицы залетные. Один написал, другой влюбился в написанное, да и сам написал. Да и так оба написали, что после вас и не сунешься. Классики - это захватчики. Был в Риме. И что написал? Ничего. Почему? Потому что до меня побывал Гоголь.

Но спасибо Лермонтову: Тамань для меня не тема для литературы, место рождения нашей семьи.

А ведь правда, веник похож на маленькую худенькую женщину в платье с широким подолом. Говорят же: подолом подметает. Вон какой сверкающий паркет в залах дворцов, в которых проводились балы. Танцевали и подолами глянец наводили.

Думаю так, вернувшись в Никольское и отыскивая веник. А до того был в Северной Африке. Иду по ней - здрасьте! Наш, никольский скворец прыгает по ней, пасется на солнышке.

- Ах ты, - говорю, - вот ты где ты. Ты тут не загостился? Ты почему к нам весну не несешь? Ты давай, лети в Россию, тащи туда солнышко, а то там без тебя ничего не зацветет.

- А сам-то ты чего здесь? - спрашивает скворчик. - За мной что ли прилетел? Ладно, возвращайся, скажи воробьям, чтоб скворечник освобождали.

Я даже подивился, откуда скворец знает, что у меня зимой в скворечнике воробьи живут.

Ну вот, я вернулся. Прилетел на самолете, крыльев у меня нет. Сразу в Никольское. Все, конечно, запущено. Колодец в снегу, сарай протекает, баня внутри в ледяной плесени. Герань в доме вся пожелтела. И веника никак не найду. Ладно, начну с бани. Неужели сухих дров совсем нет? Нашел, нашел. А топор где? О, этот топор такой лодырь, похлеще веника... Конечно, под лавкой. Рублю дрова. Зря его обзывал лодырем, очень он ухватистый, сноровистый. И меня любит. Пила опять куда-то ускочила.

Нашел за поленницей. Ну вот, украсились золотинками ржавчины. Специально что ли в сырости лежала? Ничего, вот это бревнышко перетрем, прочистишься.

А печь-то как простужена, только что не кашляет. Затопил. Дым в трубу не хочет идти, меня хочет удушить. Глаза от него дерет. Ничего, поплакать полезно. Печка про меня думает: «Поплачь, поплачь, сколько я тут без тебя плакала».

Ну, вроде горит. Аж потрескивает. Дым вытянуло. Пар поднимается от плиты.

Теперь колодец. Конечно, шланг перемерз. Да не на конце, а в середине, где соединение шлангов разного диаметра. Кипячу воду в чайнике, лью кипяток в шланг. И внутрь, и сверху поливаю. Еще вскипятил, еще размораживаю. Вот побежала водичка. Накачиваю воды в бак на лавке и в бак на плите. Воздух в бане чувствительно греется.

Пора и домом заняться. Ну и где ты веник, лучше сказать: метелка, - где ты, вертихвостка? Именно женский у тебя характер. Забился куда-то и смеешься надо мной. Думаешь: «Пусть твоя хозяйка сама надевает русский сарафан, да и метет своим подолом». Нашел! Еще же и совок нужен. А этот совок, прошу прощения, такое нечто. Да, в «совковое» время такой дряни не делали. Были и дешевле и лучше. А этот штамповка пластмассовая, - конечно, уже с трещинами.