Джойс Кэри - Радость и страх. Рассказы

Гау разъяснил ему ситуацию: - Выходит, мистер Бонсер, что на преподавателя истории у нас нет средств. Положение критическое, до зарезу нужны специалисты по точным наукам. Война двинула науку вперед, исследовательская работа ведется по всем направлениям, а лаборатории, сами знаете, стоят недешево. Так что придется вам вдобавок к философии взять на себя и курс истории, хотя бы временно.

И Джон в ответ нагрубил: - Значит, Эрсли превратили-таки в зубрильню для красильщиков и мыловаров. Дурак же я был, что поверил в ваши небылицы.

Гау не захотел ссориться с рассерженным молодым человеком и, когда тот пригрозил, что уйдет, сумел мягко отговорить его. И Килер со своей стороны добавил, что без Джона у него почти не останется союзников в борьбе за настоящее образование. Да и сам Джон чувствовал, что не может бросить на произвол судьбы своих студентов. Почти все они чем-то пожертвовали, чтобы у него учиться. Они так увлечены классическими предметами, так верят в гуманитарные науки (в Оксфорде или Кембридже такая наивная вера вызвала бы улыбки), что ради них поссорились с родителями, отказались от выгодной работы, подверглись насмешкам своих девушек.

И в результате он увяз еще глубже, он буквально задавлен работой, а выполнять ее как следует все равно невозможно. Древнюю историю он должен не только читать студентам, но и сам повторять. И с научной работой хронически запаздывает.

Опять приближаются летние каникулы, и он в отчаянии: - Не могу я терять целый месяц на взморье! Нет у меня на это времени!

- Нет, Джек, ты уж постарайся поехать с нами. Нэн растет так быстро, я не поспеваю одна отвечать на ее вопросы.

Джон выторговал себе две недели в Лондоне, для работы в библиотеке. Этому предшествовала неделя сплошных баталий, и они даже не задумались, как быть с Табитой. Слишком они издерганы, чтобы уделять внимание капризам чудачки бабушки. Ее отчужденность они приняли как должное и воздвигли вокруг нее систему, позволяющую соблюдать внешние приличия и избегать трений. Раз в неделю она приходит к чаю - в этот день всегда подается пирог с глазурью. После чая приносят Нэнси и минут на десять сажают к ней на колени посмотреть книжку с картинками, выбранную самой Кит. Разрешаются буквари и рассказы про животных, библейские же рассказы под запретом считается, что они могут создать у ребенка ложные представления. А раза два в триместр Табиту вместе с несколькими другими пожилыми дамами приглашают на обед и на партию в бридж. Ни Джон, ни Кит в карты не играют. У них нет времени на такие пустые развлечения.

Снова оставшись в Эрсли одна, Табита понимает, что ее молчаливый протест, благородная поза женщины, смирившейся с жестокой судьбой, - все это не возымело никакого действия, осталось просто незамеченным. Она чувствует себя жертвой предательства, чудовищной несправедливости, и отчаяние ее не утихает. По-прежнему она ходит в церковь, истово молится. Вера ее не сломлена. Вокруг себя она видит доказательства божественной любви, зло представляется ей карой тем, кто эту любовь отрицает. Но счастья в вере она не находит, вера оборачивается гневом в ее простой душе, слишком гордой для того, чтобы искать в религии избавления от всех бед. Даже слова общей исповеди - «мы преступили святые законы твои...» напоминают ей, что преступила не она, а Кит и Джон. Это в них «нет здоровья», они мало того что не каются, но даже не признают своего безрассудства. Как добрая христианка, Табита прощает; но разве может она смотреть сквозь пальцы на преступление, совершающееся изо дня в день, на эту последовательно и неустанно наносимую ей обиду? И самый акт прощения лишний раз напоминает ей, что в ее положении никакое прощение не поможет, и усиливает душевную горечь, пропитавшую ее жизнь, как отрава.

Она прощает, но всей своей жизнью протестует против зла. Перестала следить за собой, потому что ненавидит моды; избегает знакомых, потому что их попытки развлечь ее оскорбительны для ее скорби, как шутки на похоронах. И, глядя в зеркало на свои провалившиеся глаза и щеки, испытывает какое-то удовлетворение: так человек, плача по умершему, сознает, что горе его законно.

Время от времени кто-нибудь в Эрсли спрашивает, что случилось с леди Голлан, и слышит в ответ, что она стала нелюдимой, всех сторонится.

- Но почему?

- Скорее всего, возрастное. Обижена на все и на всех, включая свою невестку.

- Ну и характер у нее, должно быть, если она умудрилась поссориться с этой прелестной миссис Бонсер. Ведь лучшей жены и матери просто не сыскать. И так добросовестна в работе.