Джойс Кэри - Радость и страх. Рассказы

Вера ее возвращается. Более того, во время медового месяца, который молодые по выбору Кэйт проводят в Альпах, она вздрагивает от каждого звонка и волнуется за своих неродившихся внучат не меньше, чем за сына и невестку. Она не говорит себе: «Если они погибнут в горах, у меня не будет внуков и жизнь потеряет всякий смысл», но чувствует это.

Призывая божие благословение на «возлюбленного сына моего и дочь», она молится о целой семье.

И молитва ее услышана. После возвращения молодых Табита радуется, что она так близко от них: они сразу с головой уходят в работу, и ее помощь требуется каждый день - купить, заштопать, даже сготовить и постирать. Она примечает, что по утрам Кит выходит в столовую бледная и отказывается от кофе. Сама она объясняет это переутомлением, но Табита, оставшись на кухне одна перед горой грязной посуды, смеется торжествующим смехом. Она радуется не только за себя, она думает: «Ну конечно же, это было нелепо. Зря я боялась. Бедняжки, какие же они глупые. И какое счастье, что людям не дано самим решать эти вещи».

Она вздохнула свободно, снова уверовала в конечную незыблемость мира и потому легко прощает невестке ее ребячество. А Кит, очевидно, переживает свою беременность как позор, как предательство. Она все больше стесняется своей округлившейся фигуры, почти не выходит из дому, прячется от людей, как прокаженная.

Табита боится одного - как бы она не переборщила и эта чушь не отразилась на ее отношении к ребенку. Но нет, едва он родился. Кит словно подменили, теперь она трактует весь этот эпизод с научной точки зрения, говорит о нем даже грубо. И детскую она устраивает строго по науке, и обязанности свои выполняет добросовестно до педантичности.

Но кроме того, она полна решимости доказать, что материнство можно совместить и с более важными обязанностями. Очень скоро она возвращается в свою канцелярию, к своим совещаниям. Джон тоже занят по горло и почти не успевает полюбоваться дочкой, которая не дает ему спать по ночам.

Так и получается, что весь уход за ребенком ложится на Табиту - ведь других дел у нее нет, а для более образованной женщины, как логично рассуждает Кит, это лишняя трата времени.

И Табите приходится напоминать себе, что ее внучка, нареченная Нэнси, на редкость некрасивая девочка, - вовсе не чудо природы. «Золотко мое, говорит она себе, - ну конечно, она самый обыкновенный ребенок. И нечего с ней носиться. Презираю неразумных бабушек».

Но ведет она себя неразумно. Взирает на младенца как на чудо, смеется, щекочет безответные пяточки, любуется ножками, пальчиками на руках, похожими на крошечные белые морковки, глупо сюсюкает и воркует. Вся квартира для нее преобразилась - стала домашним очагом, святилищем.

И с каким ликованием, с каким глубоким проникновением в смысл вспоминает она псалом «Благословен господь бог Израилев, ибо посетил народ свой и избавил его от всех скорбей».

«Да, - думает Табита, - бог есть любовь». И мир ее снова стал прочным, возродился в любви. Джон обрел счастье в любимой работе и в жене. Он миновал опасные рифы брака и достиг тихой пристани. Главное - он спустился с облаков, от греховных безумств и увлечений, в реальный мир, в мир Табиты. У него есть семья.

Еще до первых летних каникул Нэнси, когда ей только исполнилось семь месяцев, Кит, слишком занятая своими важными исследованиями о семейных бюджетах, нанимает няньку. Нянька - крупная, молодая, с плохим цветом лица - окончила какие-то специальные курсы. Она шумная, но толковая. Курит за шитьем, но вся стерильно чистая. За Табитой она следит зорко, но разрешает ей выполнять черную работу - возить коляску по песку, расстелить коврик, чтобы малышка по нему ползала и каталась, вынуть ее из коляски и посадить на коврик. Однажды, когда Табита, пользуясь этим правом, целует девочку, прежде чем опустить на коврик, нянька вынимает изо рта папиросу и говорит без улыбки: - Нельзя их целовать. Не положено.

Табита даже не ответила на эту дерзость, она пожаловалась Кит. Но Кит ей ответила; - Я и сама хотела об этом поговорить. Хотела попросить вас поменьше нежничать с Нэн. Поцелуи для детей вредны.

- В семь месяцев?

- Да, как будто странно, но первые месяцы в жизни ребенка считаются самыми важными. В этом возрасте формируется его психика - в общих чертах, конечно.

Табита весело смеется. - Неужели ты веришь в этот вздор?

Молодая женщина все так же приветлива, вот только глаза в губы... - Да, звучит забавно, правда? Однако же это установлено совершенно точно. Доказано наукой на сотнях случаев.