Тонино Гуэрра - Амаркорд. И плывет корабль

ОРЛАНДО. Браво!

Все смеются. Зилоев распаляется все больше.

ЗИЛОЕВ. О, да ты заткнешь за пояс саму Кшесинскую! У тебя получается даже лучше!

Смех, поощрительные восклицания.

ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Вот-вот: сначала правой ногой влево, потом левой ногой вправо! Вот так — правильно!

ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Конечно!

ЗИЛОЕВ. А ты спустись вниз, покажи им, как надо танцевать! И вы, профессор, тоже спускайтесь. Смелее! (Подталкивает обоих директоров к крутому железному трапу.)

ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Ну что ж, я охотно…

ФУЧИЛЕТТО. Браво, профессор! Поучите-ка их танцевать!

Зилоев своим могучим басом объявляет «номер»:

— Внимание! Представляю вам двух великих специалистов хореографического искусства! Они покажут вам, как надо правильно танцевать!

Оба профессора уже спустились на палубу и смешались с толпой сербов.

ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Этим танцем люди просили своих богов пролить дождь на поля… Женщины танцуют, воздев руки, словно принимая в них небесную влагу…

Он исполняет это па сначала один, потом вместе со всеми. Зилоев, тоже спустившийся на палубу, тянется к инструменту.

ЗИЛОЕВ. А я сыграю! Дай-ка сюда! (Начинает водить смычком.)

ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Мужчины топают ногами… сообщая семенам, что танец начался, чтобы семена открыли свой рот и приготовились пить влагу, ниспосланную небом… Вот так… вот так… вот так…

Все танцуют.

Фучилетто наблюдает за танцующими — главным образом за женщинами — с капитанского мостика.

ФУЧИЛЕТТО. Я никого ничему не могу научить, но, сдается мне, сам кой-чему могу поучиться вон у той смугляночки!.. Ну-ка, позвольте, позвольте… (Тоже спускается вниз, к сербам.)

Но вот второму директору Венской оперы становится плохо, и он обессиленно опускается на дощатую палубу.

ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Евгений… Евгений!.. Что с тобой? Не пугай меня! Ответь своему кузену, Евгений!

Все продолжают плясать, захваченные ритмом музыки.

Фучилетто добрался-таки до своей смуглянки.

ФУЧИЛЕТТО. Поди-ка сюда, моя чернявая!

Самочувствие второго директора Венской оперы, похоже, улучшается.

ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Ну как, тебе полегче?

Престарелый профессор даже не успел сообразить, что с ним произошло, и вновь возвращается к теме, втянувшей его в этот вихрь:

— Цель этой пляски — снискать расположение стихий, от которых зависит прорастание зерна…

Лепори, оставшегося за столом, как водится, донимает его жена.

ЖЕНА ЛЕПОРИ. О, por favor, не надо говорить неправду! Не нужно быть смешным, как nino [29] ребенок (исп.) .

ЛЕПОРИ. Но я не просил, чтобы с ней заключали контракт. Клянусь здоровьем мамы…

ЖЕНА ЛЕПОРИ. Не клянись мамой!

ЛЕПОРИ…что я ей вовсе не протежирую. Мне нет никакого дела до твоей Ригини Бьяджетти.

ЖЕНА ЛЕПОРИ. Нет, есть. Я не имела в виду спорить о твои вкусы! Все удивляются, как такой hermoso [30] красивый (исп.) мужчина мог потерять голову от Ригини Бьяджетти! Потаскухи!..

ЛЕПОРИ. О господи!

Сэр Реджинальд, облокотившись о перила и не выпуская из рук стакана, не сводит глаз с жены, которая тоже присоединилась к танцующим и вскрикивает, попадая в объятия то одного, то другого могучего серба.

Баронет терзает в руках стакан, то и дело разражаясь своим истерическим смехом.

Сербы неутомимы, они выделывают сотни замысловатых фигур. Певицам Валеньяни и Руффо Сальтини тоже передается всеобщее возбуждение.

РУФФО САЛЬТИНИ. А мы что же?

Сплетя руки, они начинают кружиться в танце прямо на капитанском мостике.

Зилоев, могучий, темпераментный, распаленный, тоже хочет подержать в своих объятиях леди Вайолет.

ЗИЛОЕВ. Леди Донгби, разрешите пригласить вас на этот танец?

В укромном уголке на капитанском мостике разгорается ссора между Рикотэном и его деспотичными спутниками.

РИКОТЭН. Поймите наконец: я сам знаю, что мне делать, а чего не делать. И имею право раздарить все зажигалки мира кому захочу! Этот матрос так напоминает мне моего милого кузена!

Дама-продюсер, опершись спиной о перила мостика, нервно похлопывает себя по ладони серебряным набалдашником трости и злобно шипит:

— Ах вот как?..

РИКОТЭН. Почему я не могу сделать человеку такой пустяковый подарок? Я требую, чтобы меня не ограничивали в моих чувствах и не следили за мной круглые сутки, как за младенцем… Мне уже сорок лет, ясно? Оставьте меня в покое! Вот так!

Он заканчивает свою тираду срывающимся голосом и, едва не плача, начинает хлопать в такт музыке, с тоской глядя на танцующих, к которым так хотел бы присоединиться назло своим «опекунам».