Кевин Милн - Сладкая неудача

Но этот день был не такой, как все остальные.

Для Софи это был день утрат и потерь, и ничто не могло умерить ее сердечную боль, оживавшую для нее каждый год в этот день. Никакие сосны, паруса и водный простор за грязноватыми стеклами автобусных окон не помогали ей забыть прошлое. День моей личной скорби и ненависти к себе, – так решила она, запихивая огромный зонт в щель между креслами. – Мой персональный праздник самоуничижения. И это мое персональное неоспоримое право – чувствовать себя несчастной, ничтожной и жалкой в такой мере, в какой я хочу …

– С днем рождения, моя дорогая!

Софи аж подпрыгнула от внезапного словесного вторжения в свою безмолвную душевную смуту и готова была огрызнуться, мол, какого черта… Но ахнула, когда ее сознание пробилось в действительность и опознало знакомый голос.

– Глазам не верю, Эви! Вот ненормальная! Что ты здесь делаешь? – Софи проигнорировала заинтересованные взгляды близсидящих к ней пассажиров, которые выворачивали шеи, чтобы увидеть, что происходит.

– Решила устроить тебе сюрприз. Кажется, получилось. – Эви широко улыбнулась и уселась на свободное место рядом.

Софи напустила на себя гневный вид:

– Только этого не хватало! У меня одна-единственная подруга в этом кошмарном мире. И как она проявляет ко мне свою любовь? Крадется за мной, пугает, устраивает бесплатный спектакль для скучающих пассажиров и напоминает мне, какой сегодня день.

Лицо Эви по-прежнему сияло радостью.

– Потому что тебе ну-у-ужно напоминать, – с нажимом пропела она. – А что до твоих гнусных инсинуаций, так я не кралась. Я села в автобус на две остановки раньше тебя, но ты в своем ментальном тумане прошла мимо и не изволила меня заметить. Хотя я помахала тебе рукой! – Она помолчала. – Ладно, проехали. Сегодня у тебя день рождения, так что ты прощена.

– Да, сегодня мой день рождения, – унылым эхом повторила Софи.

– Ох, сделай милость, смени настроение, – весело отмахнулась от нее Эви. – Мы с тобой знаем, что самый плохой день был давным-давно, поэтому сегодня – это начало чего-то хорошего.

Эви была невысокой шатенкой с подкупающей улыбкой, заливистым смехом и красивым бронзовым загаром, который сохранялся и зимой. Волосы и улыбку она унаследовала от матери, а цвет кожи от латиноамериканского отца, которого она никогда не видела. Смех был для нее просто способом преодолевать жизненные проблемы. А еще она была одной из немногих в этом мире, кому Софи целиком и полностью доверяла. К досаде Софи, полное имя ее подруги, Эвалинн Марион Мейсон, недавно дополнилось и стало Эвалинн Марион Мейсон-Мэк. Дефис добавился полгода назад в результате замужества Эви. Ее мужем стал Джастин Мак, их приятель по колледжу. Софи ничего не имела против Джастина – вообще-то, она была за подругу рада, – но их брак вызвал у нее беспокойство, что жизнь стремительно проносится мимо нее. Это ощущение усилилось десятикратно, когда через два месяца Эвалинн сообщила ей о своей беременности.

Внешне Эви и Софи были разными, словно день и ночь. Эви маленькая ростом, Софи высокая. У Эви волосы прямые, темные и короткие, у Софи золотистые локоны, изящно спадающие ей на плечи. Если Эви была общительной, то Софи более замкнутой. Все, кто их знал, считали, что их дружба основывается лишь на принципе «противоположности притягиваются», но Софи-то знала, что все гораздо глубже. Они были словно сестры, и их привязанность трудно было понять людям, которые росли в более нормальных условиях. Какими бы разными они ни казались на посторонний взгляд, по крайней мере две вещи у них были общими и скрепляли их, словно кусочки ткани в лоскутном одеяле: трагедия, которую они пережили в детстве, и их афроамериканская приемная мать.

– Тебе отлично известно: я ненавижу свой день рождения, – отчеканила с неудовольствием Софи.

– Угу.

– Так что тебя подняло с постели из-под бочка твоего благоверного? Могла бы остаться при нем, а я – при своей хандре. Имею я право в собственный день рожденья на гадкое настроение?

– О, разумеется, сколько угодно…

Софи зевнула, поморщилась.

– Тогда почему ты здесь? Только не говори, что в компании хандрить веселее. Я – ходячее опровержение этого тезиса.

Желая разрядить обстановку, Эвалинн подстроилась под грубоватую насмешливость тетки, управлявшей автобусом:

– Дева, да ты рехнулась? Мыслимое ли это дело – оставить тебя одну в такой день? Двадцать девять лет как-никак стукнуло! Эй! На будущий год ты уже будешь числиться старой девой. Так что наслаждайся – тебе еще двадцать с хвостиком, пока он не отсох у тебя, ха-ха-ха!