Вэй Хой - Замужем за Буддой

Это было просто невероятно.

Обращаясь к Мудзу, она называла его «маленький братец». Для своего мужа она практически не готовила. Но когда Мудзу заболел, она собственноручно сделала ему суши, сварила овсянку и привезла к нему домой. По отзывам Мудзу, ее кулинарные способности были выше всяких похвал, непревзойденными и удивительными!

Затем мы увидели Йо-Йо Ма с неизменной улыбкой на лице. Однажды в Японии Мудзу помог организовать его концерт, который почтила своим присутствием императорская семья.

После концерта мы отправились на коктейль в отель «Плаза».

Ни он, ни я не пили. Мудзу помог мне отвыкнуть от пристрастия к алкоголю, курению и транквилизаторам. Выяснилось, что на самом деле избавиться от этих пагубных привычек совсем не так сложно, как я полагала. И хотя я не выпила ни капли, по мере того как вечеринка близилась к разгару, а время — к полуночи, я все больше и больше хмелела без вина. Казалось, я медленно вальсирую, от чистого ночного воздуха кружилась голова. И мир вокруг тоже кружился: земля вращалась вокруг солнца, которым было тело моего любимого, и я вращалась вокруг него, не в силах преодолеть притяжение.

Оказалось, что великий музыкант Йо-Йо Ма не прочь выпить. Он опустошал один стакан вина за другим. Мой отец, тоже большой любитель спиртного, как-то сказал: «На мужчину, умеющего пить и никогда не хмелеющего, всегда можно положиться».

Это утверждение тогда показалось мне сомнительным. Но при взгляде на неизменно улыбающегося Йо-Йо Ма, на его приветливое, веселое и жизнерадостное лицо я уже была готова с этим согласиться.

Ричард и его жена Ви были странной и интересной парой. У толстяка Ричарда при смехе живот колыхался, как желе. Он был крупным мужчиной с колючей бородой. Иногда он бушевал и ревел, как разъяренный медведь. А иногда беспомощно мяукал, как слепой котенок в поисках теплого материнского соска. Он был страстным почитателем изящных искусств, активным членом многочисленных благотворительных организаций и фонда по защите бразильских тропических лесов.

Он был без ума от своей жены, яростно ревновал ее к любому созданию мужского пола, включая ее собственного двадцатипятилетнего сына от первого брака.

Но некоторые из его детских проделок в обыденной жизни порой озадачивали окружающих. Так, он мог в один присест съесть огромную порцию мороженого, после чего его сразу тошнило. Каждый день он вставал в половине пятого утра, садился в машину, и шофер вез его на север Лонг-Айленда {70} . До десяти утра там можно было припарковаться бесплатно. Таким образом Ричарду удавалось сэкономить тридцать долларов. И он так искренне радовался этому, что угощал всех сослуживцев ленчем, тратя на это не меньше 300 долларов.

Первым подарком, который он преподнес своей будущей жене, был обычный камешек, который он подобрал прямо на тротуаре по пути на свидание. Он вдруг разглядел что-то прекрасное в этом грубом, безобразном обломке и бурно ликовал по поводу того, как ему повезло, что никто не заметил это сокровище раньше него.

По сравнению с его подарком, увлажнитель воздуха, который Мудзу вручил мне на первом свидании, был просто царским даром.

Ричард обладал неиссякаемой энергией, вечно размахивал руками. Он мог часами разглагольствовать об эстетике.

— Что такое духовное и что такое визуальное познание истины? Почему они иногда так отличаются друг от друга? Вот глаза у вас широко открыты, а прямо перед вами — соблазнительная женщина, но вы ничего не чувствуете. Но стоит лишь закрыть глаза, и вдруг вы прозреваете и видите все — именно так — абсолютно все!

— Как можно ничего не чувствовать, видя перед собой соблазнительную женщину? — подшучивал над ним Мудзу.

Изящная и вечно молодая Ви была воплощенной безмятежностью. Ее тело лениво и грациозно перемещалось в пространстве, задрапированное складками тончайшего, расшитого цветами кимоно, а лицо было скрыто слоем безупречного макияжа. И даже веки у нее поднимались и опускались томно и неторопливо, словно в замедленных кадрах старого фильма. Подобно царственному и ностальгически прекрасному лебедю, она словно вплыла в эту жизнь из глубины Средневековья.

— Даже если писатель посвятит всю жизнь тому, чтобы выразить словами обуревающие его чувства и мысли, у него все равно останется потаенный уголок души, куда он не захочет пустить читателей. Конечно, речь не о личной жизни, а скорее о метафизических вещах. Ты понимаешь, о чем я, — многозначительно произнес Ричард, пристально глядя на меня.