Вэй Хой - Замужем за Буддой

После киносеанса Джимми и кореянка поспешно простились с нами. Перед уходом Джимми достал из дипломата номер журнала «Космополитен» {62} из подростковой серии. Он торжественно вручил его мне и голосом преисполненного гордости отца провозгласил:

— Здесь есть фотография моей дочери!

Странно, но, хотя мы частенько беседовали по телефону и ужинали вместе, я почти забыла, что у него есть дочь, которая живет с его бывшей женой. Он редко упоминал о ней.

Раскрыв журнал на занимавшей весь разворот рекламе фирмы «Кельвин Кляйн», я увидела четырнадцатилетнюю дочь Джимми в компании четырех молоденьких фотомоделей разной этнической принадлежности. Они стояли, крепко обнявшись и сверкая белозубыми улыбками (американцы безнадежно помешаны на белых зубах), их волосы красиво развевались на искусственном ветру — по замыслу фотографа, это, очевидно, должно было создавать иллюзию свободного полета и бьющей ключом юношеской энергии.

— Ну и ну! — воскликнула я и чтобы сделать ему приятное добавила: — Она просто вылитая ты!

— Я и оглянуться не успел, как Нэнси из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя, — с недоумением произнес Джимми.

Ага, значит, его дочь зовут Нэнси. Я присмотрелась к девочке на фотографии. Судя по беззаботной улыбке и здоровому цвету лица, она явно была не из бедной семьи. И мне на память пришло то, что Джимми иногда мимоходом рассказывал о своей бывшей жене, о ее доме на Лонг-Айленде и о яхте стоимостью в полмиллиона долларов.

— Только, пожалуйста, не выбрасывай, — очень серьезно попросил Джимми, бросив озабоченный взгляд на увесистый журнал у меня в руках. И убежал по своим делам. Ему предстояли еще две встречи в кондоминиумах.

По-прежнему не выпуская из рук тяжелый журнал с фотографией дочери Джимми, я вместе с Мудзу уселась в такси, и мы поехали на 52-ую улицу ужинать в японский ресторан «Ниппон».

Мудзу отлично знал владельца заведения. В свое время тот был его помощником: ведь когда-то в Японии Мудзу был очень известным и уважаемым шеф-поваром, мастером приготовления традиционной лапши. У него было несколько учеников, работавших в процветающих ресторанах, где подавали это блюдо.

Мать Мудзу — евразийского происхождения — была поистине уникальной женщиной для своего времени. Ее отец был итальянцем, и от него она унаследовала огромные, подернутые таинственной дымкой голубые глаза. А от матери-японки ей достались необычайно нежная кожа и блестящие черные волосы. У Мудзу было несколько ее фотографий, с одной смотрела ясными голубыми глазами женщина в черном расшитом кимоно. Судя по всему, процветание семейного бизнеса было преимущественно ее заслугой. В отличие от безропотных японок ее поколения она была самостоятельна, предприимчива и энергична.

По сравнению с ней, моя мать, для которой весь смысл жизни заключался в заботе о муже и детях, казалась слабой и преувеличенно добродетельной.

Когда 11 сентября в Америке террористы разрушили Всемирный торговый центр, телефонная сеть в Нью-Йорке была настолько перегружена, что, казалось, кабель раскалился от напряжения. Матери не удалось до меня дозвониться, и она чуть с ума не сошла от беспокойства. И с тех пор она регулярно звонила мне каждую неделю и первым делом встревоженно спрашивала:

— Как ты себя чувствуешь? Ты хорошо кушаешь?

Как сказал Конфуций, «еда, питье, мужчина, женщина — вот чего в первую очередь жаждет человек». И то, что еду и питье он счел более важными, чем плотское влечение, по-моему, не случайно. Еда — краеугольный камень отношений между людьми. Сколько себя помню, родители никогда не обнимали и не целовали меня. Они свято чтили физическую неприкосновенность тела повзрослевшей дочери, но зато с такой тщательностью и трогательной заботой готовили вкусную еду и накрывали на стол, что, казалось, каждое изысканное блюдо кричало о самоотверженной родительской любви.

У моего отца и отца Мудзу было общее пристрастие — оба любили вкусно поесть. Ведь мой отец не только преподавал историю, но и был известным ресторанным критиком. Он выступал в роли комментатора в регулярной программе Шанхайского телевидения «Собрание гурманов» — состязании знаменитых шеф-поваров.

В ресторане наш столик стоял у стены, которая была целиком заклеена фотообоями с изображением бескрайнего пшеничного поля. Владелец заведения подошел к нам поздороваться, и Мудзу перемолвился с ним парой слов по-японски. Тот улыбнулся мне, приветливо кивнул и сказал что-то на японском языке. Я беспомощно взглянула на Мудзу, и он поспешно представил нас друг другу по-английски.