Эдвард Резерфорд - Ирландия

К большой радости Финбара, ему-то никто никаких гейсов не назначил. А вот гейсы Конала, как знали все при дворе верховного короля, звучали так:

Первый гейс не имел никакого смысла, второго вполне можно было избежать, ну а третий просто казался невероятным. Хотя туманы и не были редкостью во владениях верховного короля в Таре, однако черных там не видели никогда.

Конал был осторожен. Он уважал традиции рода. Финбар никогда не видел, чтобы его друг надел что-нибудь красное. Он даже не притрагивался к вещам таких оттенков.

– Все очень просто, – однажды сказал ему Финбар, – держись подальше от моря, и будешь жить вечно.

Они стали друзьями еще в детстве, с того самого дня, когда отряд охотников, среди которых был и юный Конал, остановился на отдых в скромном поместье семьи Финбара. Мальчики быстро познакомились, тут же затеяли веселую потасовку, а потом, на радость зрителям, стали играть в игру с мячом и палкой, которую островитяне называли хёрлингом. Через несколько дней после той встречи Конал попросил разрешения повидаться со своим новым приятелем еще раз, а через месяц они уже стали неразлучными друзьями. Вскоре по просьбе Конала Финбар был взят ко двору, где начал обучаться воинскому мастерству. Родные мальчика очень обрадовались такой счастливой возможности для него. Их дружбу ничто не омрачало. Конал любил своего друга за его добрую душу и веселый нрав, а Финбара восхищал ум юного принца и его спокойная вдумчивость.

Осторожность Конала ничуть не мешала его привычным занятиям. Хотя он и не мог похвастаться самыми крепкими мускулами, как его ровесники, зато атлетом был едва ли не лучшим. Бегал он быстрее оленя, а в состязаниях на легких двухколесных колесницах догнать его удавалось одному лишь Финбару. Копье Конала летело, как птица, и всегда попадало точно в цель. Щит он мог вращать с такой скоростью, что тот почти терялся из виду. А его любимый сверкающий меч всегда опережал даже более мощные удары соперника. И еще оба юноши были очень музыкальны. Финбар любил петь, а Конал превосходно играл на арфе, и друзья иногда развлекали гостей на королевских пирах. То были счастливые и очень веселые времена, и они часто со смехом вспоминали, как верховный король платил им как нанятым музыкантам. Все воины любили и уважали Конала. А те, кто помнил Морну, его настоящего отца, как один повторяли, что сын унаследовал его твердость и мужество.

Однако, несмотря на все успехи в военной премудрости, казалось, занимало Конала вовсе не это, и его друг Финбар никак не мог понять почему.

Принцу было всего шесть лет, когда он исчез в первый раз. Мать искала его целый день, и только перед заходом солнца он наконец появился с одним старым друидом, который спокойно сказал ей: «Мальчик был со мной».

– Я нашел его в лесу, – невозмутимо пояснил Конал, словно ничего не случилось.

– Но что вы делали целый день? – спросила его мать, после того как друид ушел.

– Мы разговаривали.

– О чем? – изумилась мать.

– Обо всем! – радостно воскликнул мальчик.

Так с тех пор и повелось. Конал мог играть с другими детьми и вдруг исчезал. Иногда он брал с собой Финбара, и они подолгу блуждали по лесу или брели вдоль реки. Конал очень любил, когда Финбар подражал птичьим голосам. А каждую травинку юный принц знал так хорошо, что едва ли на острове нашлось бы растение, которое он не смог бы назвать. И все же даже в такие чудесные дни Финбар порой чувствовал, что при всей любви к нему его друг предпочел бы остаться один. Тогда он находил предлог уйти, а принц мог бродить в одиночестве часами, не замечая, как бежит время.

Он всегда твердил Финбару, что счастлив в такие минуты. Но когда он погружался в раздумья, его лицо омрачала грусть, и в мелодии его арфы тоже звучала странная печаль.

– Вот идет человек, кому кручина важнее друга, – мог ласково поддеть его Финбар, когда он возвращался из своих одиноких прогулок, но принц только смеялся, весело подпихивал Финбара в бок и пускался бежать.

К тому времени, когда Коналу исполнилось семнадцать, уже никто не удивлялся, что другие молодые люди относятся к нему едва ли не с благоговением, как и к любому друиду.

Ученые люди на острове делились на три сословия. К низшему из них принадлежали барды – рассказчики, которых звали на пиры гостям на потеху. Ступенью выше стояли филиды – хранители родословных, стихотворцы, а порой и прорицатели. Однако выше всех остальных в этой иерархии находились, безусловно, грозные и могущественные друиды.