В. Строгальщиков - Слой 3

Так он сидел, потом ходил, потом снова сидел бесконечное время – часы у него отобрали на шмоне, и, наконец, в коридоре раздались шаги не в лад, отворилась тяжелая дверь, вошел майор и посмотрел на него требовательно, сверху вниз. Кротов поднялся с кряхтеньем, надел пиджак и подтянул узел галстука.

– Поговорим, майор? – сказал он первым, завладевая инициативой. – Распорядись, будь другом, пусть нары отстегнут. Не по-людски...

Еще просьбы имеются? – спросил майор, дождавшись, когда охранник закроет дверь снаружи.

– Я хочу выйти отсюда.

– Поздно, парень, – сказал майор. Он порылся в карманах, достал связку ключей, не сразу подобрал «родной», открыл и выдвинул из петли амбарного типа замок. – Садись.

Они уселись рядом, глядя на стену перед собой.

– Баксы палёные?

– Нет, – сказал Кротов.

– Что за деньги вообще?

– Какая разница? Сказал же: деньги чистые.

– Твои или чужие?

– Общие, – сказал Кротов. – Половина моя. Я на нее не претендую. А вторую половину вы отдайте.

Майор выпятил губы и помотал головой.

– Не получится, парень. «Полкан» в тебя вцепился.

– Что значит: вцепился? На полный стольник, что ли?

– Дела похуже. Он на тебе борьбу с коррупцией сыграет. Уже доложил в управление, завтра приедут смотреть.

– Кого?

– Тебя смотреть, кого еще! И в город твой он уже позвонил, этому, как его... Саничу?

– Савичу. И что?

– Так ты, парень, чуть ли не в розыске, вот что...

– А мэру звонили?..

– А мэр тут при чем? Ты же не депутат Госдумы, на тебя спецсанкция не требуется.

– Вот подонки, – сказал Кротов. – Я не о вас, майор.

– Я понял. Крепко влип дома?

– Да так, фигня, интриги, – выговорил Кротов. – Клепают взятку идиотскую...

– Вот именно, – кивнул майор. – Какой-то черный, забыл фамилию... В общем, сбросили ориентировку по факсу, до утра «полкан» тебя расколет на сознанку.

– Не расколет, – сказал Кротов.

– Расколет, – вздохнул майор. – Сделают тебе слоника или рыбку...

– Какого слоника?

– Увидишь, – пообещал майор почти с сочувствием.

– Завтра вечером к вам там кто-то прилетает.

– Ну?

– Баранки гну. Майор соскочил на цементный пол, оправил под ремней рубашку. – Короче, могу сделать один звонок. Если выкатишься – полтинник.

– Годится, – сказал Кротов. – Записывай.

– Я запомню, – сказал майор, – я тренированный.

Кротов стал наговаривать номер лузги некого телефона, но майор остановил его движением ладони.

– Межгород не пройдет. Эти звонки фиксируются. Давай любой московский.

– Слышь, майор, я так не вспомню. В записухе...

– Бесполезно. Все вещдоки в сейфе у «полкана». Давай вспоминай, и по-быстрому. Я тут вообще не должен находиться.

– Вот хреновина, – вымолвил Кротов и закрыл глаза от напряжения и расстройства. Мысленно листая свою записную книжку – старую, в потертой кожаной обложке, с золотыми уголками по краям, – он представил себе страничку на букву «ю», где были всего несколько фамилий: два Юдина, Юхновский и кто-то еще, и номер без обозначения, записанный пониже черными чернилами, первая цифра повыше других, как заглавная, и еще в этом номере был какой-то внутренний ритм, такт мелодии на три четверти, как в вальсе – тра-та-та, та-та-та, тра-тата, та – двести пятнадцать ноль три сорок семь.

– Молодец, – сказал майор, глядя на часы. – Это рабочий телефон?

– Да.

– Еще успею. – Майор подошел к железной двери и дважды пнул ее ботинком. – Приготовься, скоро вызовут.

– Спасибо, друг, – сказал Кротов.

– Какой я тебе друг, – презрительно бросил майор.

– Я «полкана» ненавижу, да и на пенсию пора, загребала уже эта деятельность...

– На полтинник в Москве долго не протянешь.

– Кому как, – усмехнулся майор. – Пятьсот зеленых в месяц – и мне выше крыши, я ж по заграницам не летаю. – Он снова стукнул в дверь, на этот раз кулаком.

– Сто месяцев выходит, восемь лет... И пошли они все к чертовой матери, у меня дача за Сетунью, «жигуль» еще бегает... Ну, будь здоров, – сказал он, когда охранник заскрежетал ключом в замке.

В камеру его приволокли под утро. Он мог бы дойти и сам, ноги еще слушались, но потащили намеренно, чтобы унизить, продемонстрировать ему его же собственную немочь. В коридоре он прохрипел: «Дайте умыться, сволочи», – и его запихнули в клозет, стояли рядом, когда он мучился над унитазом, брызгал на лицо водой из полусорванного крана. Из сливного отверстия раковины торчал хвостик металлической женской заколки для волос, он незаметно выдернул его и спрятал между пальцами, и размышлял, когда опять погнали и поволокли, каким же образом здесь оказался этот потусторонний предмет.