В. Строгальщиков - Слой 3

– Да где, блин, Вайнберг-то? – крикнули в толпе и замолчали.

– Короче, я вам не сват и не брат. После выборов меня вообще здесь может и не быть. Придет новый мэр, наберет свою команду...

– Что с Воронцовым? – снова крикнули в толпе.

– Плохо с Воронцовым, – сказал Виктор Александрович. – Очень плохо. И вряд ли будет лучше. Да не орите вы! – гаркнул он во весь голос и погрозил уже не пальцем, а кулаком. – Ночью водку здесь жрете, а днем права качаете? – Он понимал, что балансирует на грани. – И нечего на меня руками махать, знаю: пьете, хотя и не все. Те, что на рельсах – не пьют, и я их за это вот так уважаю, – Виктор Александрович чиркнул ладонью у горла.

– Так вот, дорогие мои нефтяники и все остальные, ничего я вам обещать не могу. Ни-че-го! Кроме одного-единственного, – он замолчал, чувствуя кожей накат напряжения, и произнес, глядя сверху в глаза Зырянову: – Хотите знать правду?

Слесаренко поднял голову и огляделся.

– Вы все – хотите знать правду?

– Да кто ж не хочет! – вяло ответили из глубины людского кольца.

– Так вот, дорогие мои, я вам обещаю одно: вы будете знать правду! Мне особо ни делать, ни терять до выборов нечего. Но я обещаю вам за эти оставшиеся месяцы разобраться самым серьезным образом во всем, что происходит в городе. Разобраться и вам доложить. По каждому пункту: по зарплате, по жилью, по детским пособиям. По ценам, в конце концов. Ну почему у вас мясо в магазинах дороже, чем в Сургуте?

Со всех сторон ему закричали про мафию: все схвачено, засилье пришлых торгашей... Виктор Александрович заставил себя смотреть на лица, а не рты, потому что иначе становилось страшновато.

Он снова дождался относительной тишины и поднял руку, словно на присяге.

– Все, что узнаю я – узнаете вы. И тогда вы решите, как будет жить город и кто станет его мэром. Договорились? Я спрашиваю: договорились?

– Договорились, – сказал Зырянов, вставая и протягивая руку. Виктор Александрович пожал ее и так держал, не выпуская.

– Тогда у меня к вам, товарищи, первая просьба.

Он вздохнул поглубже, ожидая взрыва. – Уйдите, пожалуйста, с рельсов.

Зырянов с силой выдернул руку и сел на скамейку, разочарованно качая головой. Толпа взревела и придвинулась, поверх толпы Слесаренко увидел, что люди на рельсах трясли в его сторону кулаками и плакатами. Тогда он сгреб со стола микрофон и влез на скамью, как бы подставляя себя целиком под нарастающий шквал. Краем глаза он увидел, что полковник Савич пробирается к нему сквозь толпу, толкаясь и что-то крича, и когда голова полковника приблизилась, он вытянул руку, в какой-то миг чуть не свалившись со скамейки, снял с этой головы фуражку и водрузил на себя.

Вокруг оторопело примолкли, и стало слышно, как от насыпи что-то кричат по слогам на три такта: «Га-га-га! Гага-га!». Виктор Александрович догадался: кричали Вайнберга.

– Все, что у меня есть, – сказал он в микрофон, стараясь сдерживать голос, – это моя должность. И должность эта, как фуражка: дали – сняли. Если вы не уйдете с рельсов, меня уже завтра снимут с работы, как не обеспечившего в городе законность и порядок.

Слесаренко снял фуражку и протянул ее полковнику. И тогда я уже не смогу сделать для вас ни-че-го. Я уеду в Тюмень или дальше на Север, а вы так и будете барахтаться в собственном дерьме. Вы этого хотите?

– Мы хотим нормально работать, – ответил ему Зырянов, – получать свои деньги. Вот пусть Вайнберг сюда придет...

– Да, кстати, где он? – спросил Слесаренко, с высоты оглядываясь на свою молчащую свиту. Полковник Савич пожал плечами, вертя в руках фуражку. – Я с утра дал команду его разыскать.

– Вайнберг в мэрии, – раздался голос Кротова.

Виктор Александрович отыскал взглядом своего первого зама, и тот показал пальнем в землю, а потом сложил руки крест-накрест, и Слесаренко понял: сюда, к пикетчикам, президент компании ни за что не приедет.

– Вот и отлично! – Виктор Александрович повернулся к загорелому. – Товарищ Зырянов, берите с собой двух– трех человек, приглашайте уважаемого народного депутата, и сейчас же едем разбираться с вашим начальством.

– Мои люди останутся на рельсах, – угрожающе отрезал загорелый. Слесаренко поднес к губам гранату микрофона:

– Я все сказал. Теперь решайте.

Он посмотрел вниз, куда бы спрыгнуть, и люди попятились, освобождая клочок умятого подошвами песка. Он соскочил в песок, слегка опершись на поданную Савичем руку; девица с накрашенным лицом отобрала у него микрофон и тут же сунула его чуть ли не в нос Виктору Александровичу: Можем ли мы расценивать ваше сегодняшнее выступление как первую заявку на участие в будущих выборах?