В. Строгальщиков - Стыд

В доме грохнуло глухо, стекла зазвенели, но не вылетели. Мужичок сходил, отвязал веревку и вскоре стоял на крыльце, по-хозяйски наматывая ее на кулак, и никто не спросил у него, что там, в погребе.

— Ну, не вспомнил? — спросил Саша.

— Нет, — сказал Лузгин. — Надо бы с улицы посмотреть. Со дворов-то, блин, все одинаково.

— Ну, значит, с улицы посмотрим, — сказал Саша.

Они и трех домов не миновали, осторожной цепочкой продвигаясь по запорошенному снегом придорожному кювету — там, дальше, в конце улицы, другие люди тоже шли кюветом, только слева от дороги, а на самой дороге слабо дымил большой подбитый грузовик, — как Лузгин наткнулся взглядом на столб с фонарем, и ворота, и широкие окна, быстро догнал Сашу и стал хватать его за плечо. Водитель Саша молча расширил глаза в знак вопроса, и Лузгин так же молча потыкал пальцем в сторону ворот.

— Ты уверен, Василич? — Голос у Саши почему-то был недовольный, и Лузгин кивнул с максимальной серьезностью. — Ты смотри, блин, целехонький… Стоять, мужики! Вспышка справа!

— Какая вспышка? — шепотом крикнул Лузгин.

Саша, кривя губы, сказал: «Ха-ха-ха» — и стал командовать, куда кому бежать и кому где оставаться.

— Давай, Василич, под забор. Если дернешься, сам пристрелю. И тебя, Храмов, тоже.

Водитель Саша и еще два человека побежали к воротам, трое других быстро скрылись в соседнем дворе. Железная калитка у ворот была полуоткрыта, и только Саша заглянул внутрь, как по железу лупануло градом, но Саша увернулся, и двое, что были с ним, отошли немного от ворот и, одинаково широко отводя руки в сторону, большой дугой забросили во двор по осколочной гранате, дождались, когда там грохнуло, и бросились в калитку, стреляя от живота. Лузгин сквозь щели в штакетнике и ветки кустов увидел, как они мелькнули и скрылись за кирпичным углом дома, белым с красными узорами кладки, потом туда же юркнула Сашина кургузая фигура. Автоматный грохот разом стих, не слышно было ни шагов, ни голосов, только Храмов рядом шмыгал носом, да в конце улицы раздавалось автоматное татаканье. Из-за угла донесся звон и треск бьющихся стекол, и через несколько мгновений в доме бухнули один за другим несколько глухих взрывов, окно, напротив которого они лежали под забором, лопнуло с плоским звуком и забросало их осколками. Пора и нам, решил Лузгин, вскочил и побежал к калитке.

Широкий оконный проем, за которым позавчера Лузгин видел сквозь тюль черноволосые и бритые головы в электрическом свете, темнел голой рамой с косыми фрагментами стекол, драная занавеска свисала наружу. Посреди двора боком к Лузгину стоял человек, натянутая веревка уходила за угол дома. Двумя руками человек рванул ее к себе, попятился спиной и сел на землю. Лузгин сдавленно крикнул: «Не надо!» — и бросился вперед, в ужасе, что не успеет.

Крышка погреба была откинута навзничь, рядом стоял водитель Саша с круглой гранатой в руке, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Лузгин заорал на него:

— Что ты делаешь, гад? Там же свой, я тебе говорил!

Саша пожал плечами, глянул в горловину погреба, потом на гранату в руке, хлопнул себя по лбу свободной ладонью, сказал: «О, е!» — вразвалку пошел к дому и закинул гранату в окно. «И не хрен на меня орать», — сказал он Лузгину. Через забор соседнего участка перелезали трое, что были посланы в обход, и Саша обругал их в хвост и в гриву. У крыльца лежал на спине убитый парень в куртке наподобие лузгинской и грязных кроссовках. Другой, в полосатой нарядной рубашке, заляпанной красным и черным, лежал поодаль, возле погребного люка, вниз лицом. Один из партизан, первыми вбежавших во двор, теперь сидел на ступеньке крыльца, держался за бок и раскачивался, а тот, что дергал за веревку, стоял над раненым и возился с пуговицами его бушлата. Лузгин доковылял до погреба и опустился на колени возле черного проема.

— Ломакин! — крикнул он в глубину. — Ты жив, Ломакин?

Ответа не было. Ну, как же так, горько подумал Лузгин, как же так, неужели? Он так спешил, так старался, и все напрасно… И тут из глубины раздался хриплый голос:

— Это ты, что ли?

— Я, я! — как немец, заорал Лузгин, — Конечно я, Ломакин, кто же еще!

— Ну ни хрена себе, — сказал внизу Ломакин. Лузгин вскочил и стал махать руками Саше.

— Там цепь! Он там на цепи, надо чем-нибудь, ну, это…

— Поди-ка, воин, топор поищи, — сказал водитель Саша одному из подошедших от забора. — Не суетись, Василич, успокойся.

— И там темно, фонарь нужен!

— Да где я тебе фонарь достану, е!