В. Строгальщиков - Слой-2

– На сдачу, – угрюмо буркнул Валентин Сергеевич. – Какое вам дело до наших колхозников, друг мой Сережа...

– Да никакого, – согласился Кротов. – Так, спросил из любопытства... А как насчет объединения? Лукашенко серьезно настроен войти в состав России?

– Да вы что? – «Белорус» по-отечески глянул на Кротова. – Кто же ему даст? Так и будем качаться на границе, пока это экономически выгодно и нашим, и вашим.

– Народам, что ли?

– Вы же не в Думе, дружище...

– А, кстати, вы и в самом деле консультант президента?

– А вы помощник депутата Госдумы.

– Ну, это так, ради «корочек».

– Вот и мы ради «корочек».

– Понятно, – сказал Кротов. – Вопросов нет.

– У меня просьба, – сказал «белорус». – Давайте не будем посвящать Юрия Дмитриевича в детали сегодняшнего происшествия. Зачем осложнять жизнь занятому человеку.

– Согласен, – ответил Кротов. – Не будем осложнять.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался мужчина в разодранной белой, в красных пятнах, рубашке, забрызгал кровью и слюной с опухших разбитых губ:

– Ты – сука, Валентин, тварь продажная!..

Мужчина пнул «белоруса» ботинком под колено и стукнул кулаком по уху. Валентин Сергеевич повалился вбок, молча отмахиваясь одной рукой. Кротов схватил Липицкого сзади за локти, оттащил к дверям и вытолкнул в коридор. Липа упал на колени, тут же вскочил и бросился к двери, но Кротов уже поворачивал защелку замка.

– Убью, сука, жив не будешь, падла!..

Липицкий стучал в дверь башмаками, наскакивал плечом. Потом удары прекратились. Кротов прислушался: мужчина за дверью плакал от злости, боли и унижения. Потом эти звуки стихли, и Кротов сказал:

– Не слабо его, однако.

– Подонок, какой подонок, – сказал Валентин Сергеевич и встряхнул головой, как спросонья.

– Надо бы сменить гостиницу, – сказал Кротов.

Валентин Сергеевич ушел в ванную, плескался там, бормоча и охая. В дверь снова забарабанили, раздался под севший голос Липицкого:

– Валентин! Валентин, сука, слышишь меня?

– Он в ванной, – объявил Кротов.

– Пусть скажет своему громиле, сволочь, чтобы пистолет вернул! Это не мой пистолет, понял?

– Понял, – ответил Кротов. – Давай топай, разберемся!

– Сука, вот сука, – сказал Липицкий за дверью и ушел. Мокрый «белорус» выглянул из ванной, сделал вопросительные глаза. Кротов успокаивающе помахал ему рукой, тот облегченно вздохнул и снова скрылся в бульканье и плеске.

Юрий Дмитриевич позвонил из машины в начале седьмого, скомандовал сбор. «Белорус» после стычки развил бурную деятельностью, бегал куда-то на глажку костюма, долго вязал перед зеркалом новый блестящий галстук. И когда в номер вошел приехавший Юра, тоже в блеске вечерней одежды, Кротов в мятых от лежания брюках, не смененной рубашке и забрызганной обуви почувствовал себя деревенщиной.

Они поужинали в ресторане «Эльдорадо» – обильно, вкусно и нетяжело. Валентин Сергеевич снова обнаружил понимание в тонкой еде, был знакомо вальяжен и остроумен светски. Затем под Юрино интригующее нашептывание: «Сюрприз, сюрприз...» поехали в клубную «закрытую» баню с кабинками для развлечений и бассейном, где вода лилась со стен водопадами.

«Сюрпризом» оказался известный ранее на всю страну академик-экономист, «прораб перестройки» и мировая знаменитость, ныне успешно прозябающий в одном из многочисленных российско-иностранных фондов. Академик пил коньяк под «сельтерскую», кутался в белую махровую простыню и с раздражающей монотонностью протирал краем простыни запотевающие сильные очки.

– Исторически компромисс между левой и правой частями расколотого российского общества, – излагал академик, – может и должен идти через социально ориентированную экономику к рыночному социализму. В чем его отличие от так называемого марксистского социализма? Поясняю. Специфика рыночного социализма, когда уже не труд в непосредственной форме, а разум и наука как созидающая производительная сила...

Бородатый Юра в полотенце на чреслах и с бокалом в руке перехватил кротовский взгляд и лукаво подмигнул.

– Ещё восемьдесят лет назад немецкий экономист Сильвио Гессель считал, что дисфункция денег, сопровождающаяся быстрым ростом их массива, должна быть заменена их быстрым оборотом. Гессель был сторонником отмены процентных ставок по кредитам, ведущим к бестоварному производству денег...

– Грядет тебе хана, банкир! – вполголоса произнес сидевший рядом Валентин Сергеевич.