В. Строгальщиков - Слой-2

– Никогда не поверю, – сказал Кротов, – что весь этот сыр-бор вы устроили из-за Вовки. На хрен он вам сдался, честно говоря.

– Не скрою, к вашему другу мы относимся сугубо функционально. Он неглуп, небесталантен, но таких много, и ангажировать другого журналиста этого уровня не стоит ни большого труда, ни больших денег. Но он ваш друг, а с вами лично мы связываем определенные перспективы. И последнее: он работал на нашу организацию, и мы не можем позволить никому безнаказанно покушаться на наших работников. Это дело принципа. Я надеюсь всем сердцем, что ваш друг жив и мы отыщем его, так сказать, неповрежденным... – От таких слов Кротову стало не по себе: он видел, что сделал Юрин соратник Геннадий Аркадьевич прошлой ночью с упрямой обысковской девкой. – А вдруг не найдем? Поэтому мы и требуем компенсации.

– Голову Степана?

– Да кого угодно, пусть решают сами, нам безразлично: обыкновенный зачёт.

– Вы его возьмете заложником или сразу кончите?

– Вы же слышали сами: они не возражают, чтобы сразу.

– А Слесаренко? – спросил Кротов. – Он-то как сюда вписывается?

– Очень просто: не получилось с «баксами» – подставят на Степане. Они беседуют, тут врываются менты... Сладкая парочка!

– Не выйдет, – сказал Кротов. – Я его не сдам.

Юрий Дмитриевич допил виски, пожал плечами и произнес с предельным равнодушием:

– Пожалуйста. Как прикажете. Я уже говорил вам, Сережа: это не наша операция. Но вы его страшно разочаруете.

– Кого? – не понял Кротов.

– Милейшего и добрейшего Виктора Александровича. Он уже, поди, представляет сейчас, как возьмет Степана за горло и скажет суровым голосом: «Ты зачем убил моего друга?». Шекспир да и только... А вообще, батенька, достойно похвалы. Но – скучно и сентиментально. Вы тогда уж, батенька, и родственничка своего пожалейте – он вам кем приходится? Ну пристрелил человека-другого, с кем не бывает... Семья, дети... Дети есть у вашего родственника – я что-то не в курсе? Давайте уже геройствовать до конца...

– Со Степаном разберемся, – сказал Кротов. – А теперь, как говорят в Одессе, слушайте сюда. – Он тронул стакан, но не поднял его со стола. – Я обещал Слесаренко, что он увидится с этим человеком, и он с ним увидится. И никаких ментов – слышите, Юра?

– Вполне отчётливо.

– Даёте слово?

– Что за день сегодня! – сокрушенно произнес бородатый. – И как же далеко ещё до вечера! Кстати, милейший, не сотворите ли вы баньку в порядке ответной любезности?

– До вечера еще дожить надо, – пробормотал Кротов.

– Типун вам на язык, Сережа. – Юрий Дмитриевич допил своё виски и посмотрел на кротовский стакан. – Выпейте и расслабьтесь, уж больно вы на взводе, батенька. Ну, что насчет бани?

– Пошел ты... – сказал Кротов и непонятно чему улыбнулся.

– Скоро все пойдем, – сказал бородатый. – Последний вопрос, если позволите... Неужели вы еще не поняли, Сережа, что после тридцати, а уж тем более после сорока – все откровения в жизни имеют отрицательную полярность?

– Минус на минус – плюс даёт.

– Вы же сами не верите в это... Ладно, пошли к ребятам, а уже потом – по указанному вами популярному русскому адресу. И кумекайте насчет бани, это конкретный заказ...

– Надо Вовку вначале найти, – сказал Кротов.

В кабинете Юрия Дмитриевича их дожидались двое – командир и Геннадий Аркадьевич, адъютант уехал подымать амбалов. Когда Кротов услышал последние новости, прощальный подарок Чернявского, то пожалел о невыпитом виски, до того они были смешные и страшные: оказалось, что его родственник обо всём догадался и забаррикадировался в собственном доме, заявив, что ухлопает каждого, кто к нему сунется.

– Он один в доме? – спросил Юрий Дмитриевич.

– Один, – подтвердил командир. – Семью он куда-то отправил.

– Достойно похвалы...

– Один ствол – не проблема, – сказал Геннадий Аркадьевич.

– Работа для пацанов, – сказал командир. – Шеф, вы нас обижаете.

– Не спешите, брат, – спокойно ответствовал бородатый. – Мы его еще не взяли... Ладно, двинулись. Адрес будет у водителя, подъезжайте туда со Слесаренко, только не слишком спешите.

– Понял, – сказал Кротов.

– И оставьте в сейфе ваш пистолет.

– Никогда.

– Ох уж мне эти большие тюменские мальчики!.. – Юрий Дмитриевич воздел руки к потолку и направился к дверям. Кротов проводил москвичей и вернулся в свой кабинет, где залпом проглотил содержимое стакана и уселся за стол поджидать Слесаренко. Только сейчас он сообразил, что давно уже стемнело и пора бы зажечь свет, но не стал делать этого и сидел в полумраке, пока не появился Слесаренко – большой и запыхавшийся, шел пешком и не сразу отыскал дорогу к особняку на «точке».