Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Встряхнул фляжку – плеснуло тяжело. Вспомнил, что наполнял ее, и о чем-то толковал с Карло.

День, как блестящий орех, лежал на ладони, обещая золотую сердцевину. Но рассыпался черной пылью. Что за мысли и сравнения мне в голову приходят? Отчаянно хотелось заснуть, но в мозгу как будто тлела и болела заноза. И гасла долго, долго, долго, пока не разгорелось утро.

Скучать – верный знак бездарности. Изнывать от безделья – тем более. За все эти дни я даже не пытался увидеть и понять здешнюю жизнь. Вчера капризно позволял старикам расспрашивать, ни одного разумного вопроса не задал, а воображал, что владею разговором.

В зеркале хмурый субъект с больными глазами и мужественной щетиной смотрелся приемлемо. Я думал о том, что мог бы стать здесь своим и написать книгу о границе. И сосредоточенно вглядывался: бриться, поддерживать мрачную небритость или отпустить бородку?

В дверь деликатно поскреблись. Появился Карло с подносом, накрытым белой салфеткой. Он разом смущался и посмеивался, бормоча: «Вы вчера на радостях… Я уже беспокоился, решил заглянуть… Вот, выпейте горячего бульона с перцем, как рукой снимет». Выяснилось, что вчера он сам тащил меня по лестнице и укладывал на диван, а я требовал лошадь и порывался куда-то ехать. Впрочем, и все приключения. С мастером, оказывается, побеседовал вполне здраво. Он сегодня ждет меня. Я признался, что не помню, где его искать. Карло с готовностью объяснил.

Был полдень. Марта вернется вечером. Слишком сильно, чуть не с тоской хотелось увидеть ее, но я понимал, что это обман чувств от неприкаянного ожидания в чужом городе. Волевым усилием, как с камнем на шее, вышел на улицу и побрел к «своей» конторе.

Бело-солнечно-нарядный город с веселым шумом жизни и работы разгулял меня. Над будущей юридической приемной уже натянули тент. В его зеленой тени трудились двое. Старик-хозяин маленьким топориком тесал боковину оконного проема. Беловатый камень легко крошился. Крутилась пыль. Девочка лет пятнадцати в красной юбке и красной косынке скоблила дверь широким ножом и распевала песенку. Быстрая горячая мелодия, зовущая притопывать. Приближаясь, разобрал и слова. Странные у вас на границе плясовые песни.

Песенка оборвалась, на меня метнулись круглые, как черные вишни, глаза. Девочка со смехом прыгнула в комнату и медленно притворила дверь, подглядывая.

– А, вот и вы! – обрадовался старик. Хлопнул меня по плечу и крикнул в окно: – Анита, принеси…

Но быстрые руки уже выставили табурет. Сидеть и глазеть, ведя степенный разговор, было бы смешно, но от меня явно этого ждали. Поставил на табурет ногу, упер ладонь в колено. Перед стариком появились два стакана и кувшин, он налил себе и мне и принялся рассказывать, что столяр приходил, все измерил, не беспокойтесь, к сроку закончит.

Черные глаза мелькали в окне, выглядывали из-за двери, а то вдруг появились над каменной оградой.

– Внучка! – похвастался хозяин, хотя и так было ясно. – Она у вас и прибираться может. Вы ей назначьте сколько-нибудь, пусть дите учится деньги зарабатывать.

Надо будет спросить у сестер, какую сумму означает цифра «сколько-нибудь».

Дверь распахнулась. Как в раме, передо мной предстала Анита. Она не только сняла косынку, но и расплела косы. Чтобы я получше разглядел, как хороши русые кудри, встряхнула головой. Скомандовала: «Ногу уберите!» – поставила миску с маслинами. Вздернув нос, гордо удалилась. В комнате послышался топот и хохот. Я искренне похвалил девочку. Она, конечно, подслушивала. Старик лицемерно покачал головой. В окне появилась рука с маленькой скамеечкой.

– Вот, дедушка, дай ему, пусть ставит свой сапог!

Мы рассмеялись. А она заметила мои щегольские сапожки.

Прелюдия окончена, надо заводить беседу. Первые такты – мои.

– Хотелось бы расспросить вас…

– Да уж понимаю. Спрашивай, все расскажу.

Старикам нужны не вопросы, а слушатель. Я потянул паузу. Отложив топор и взявшись за стакан, он посмотрел на меня с предвкушением долгого повествования.

– Нет, ты не думай. У нас хорошо. Жить можно. Тебе понравится.

«Понеслось…» – подумал я. Неисчерпаем и однообразен набор неопределенностей, смысла которых я никогда не мог понять. Для полноты мог бы добавить еще одну сентенцию, например – «больно, но терпимо».