– Но, но, пан Квочка, не так круто! – повысил голос пан Спыхальский. – Можно найти и другое слово!
– Я и говорю: панская сволочь чтобы не издевалась над ними! А как ушел, так до сих пор… Проклятый! Забыл мать и брата… Нет мне прощения! За это Бог и карает меня, а вместе со мною и вас.
– Не болтай глупости! – прикрикнул на него Арсен, поняв, к чему тот клонит. – Все мы грешники, кроме Яцька и Златки…
– Не уговаривай меня, брат, – запротестовал Квочка. – Я чувствую, что настала пора предстать мне перед Богом. Так вот, в последнюю минуту я, может, помогу вашей беде. По Квочке плакать некому: жинка и дети в неволе, мать, наверное, давно померла… А брату не до слез – успевай только почесываться от панских плетей, чума бы побрала всех панов!
– Кгм, кгм… – закашлялся пан Спыхальский, но промолчал.
А Квочка продолжал:
– Слыхал я от старых людей, что если такой грешник по доброй воле кинется во время бури в море и оно примет жертву, то буря стихнет.
– Глупости! – снова воскликнул Арсен. – Мы не позволим тебе это сделать!
– Друже, даже Господь Бог не властен над смертью. А ты хочешь остановить ее. Напрасные старания!
Они умолкли. Фелюгу бросало из стороны в сторону, как сухую скорлупку. Все в ней трещало, скрипело. Каждая минута для нее могла стать последней.
После особенно сильного удара грома и порыва ветра, когда казалось, что судно поднялось торчмя и вот-вот опрокинется, Квочка, стеная, поднялся на ноги, передвинулся вдоль лавки к люку, открыл его.
– Ты куда? – вскочил Арсен.
Но Квочка остановил его, протянув перед собой руку.
– Прощайте! Я уже не жилец на белом свете! А вам еще, может, посчастливится добраться до родной земли… Поклонитесь ей от меня… Мало мне пришлось ее орать, бороновать, засевать… Пускай простит, не взыщет… И скажите еще, что любил я ее безмерно! Хотя и не нашей была, а панской… любил!..
В его словах чувствовалась какая-то необычайная сила и проникновенность. Арсен вздрогнул, поняв, что так говорить можно только перед смертью. Он не посмел задержать этого измученного, но сильного духом человека.
Квочка слегка помахал рукой, улыбнулся и, опершись здоровой ногой о порог, выпрыгнул на палубу. В тот же миг огромная волна накрыла его с головой и унесла в кипящую, бурливую муть.
– О святая Мария! – еле слышно прошептал пан Спыхальский.
Все молчали.
Следующий день не принес облегчения. От беспрерывной качки и морской болезни лица у всех позеленели. Мир опрокидывался перед их глазами: то проваливался в бездну, то становился на дыбы, взбираясь на быструю водяную стену.
Только на третий день буря начала утихать. По небу плыли мрачные серые тучи, море тяжело стонало, вздымало высокие волны и кидало фелюгу, как соломинку. Куда она плыла без руля и паруса, никто не ведал. Сквозь тучи невозможно было увидеть ни солнца, ни звезд, чтобы определить направление. Приходилось сидеть и терпеливо ждать своей участи.
Ко всем бедам прибавилась еще одна. Фелюга начала крениться на бок. Открыв трюм, увидели, что он до половины заполнен водой.
Где-то была течь. Если ничего не предпринимать, судно через несколько часов пойдет на дно.
Арсен спрыгнул вниз – вода достигала подмышек. Чем же вычерпывать? Он вспомнил о бочке с пресной водой. Нащупал ее в углу под парусом, выбил ногой дно, отвязал и подал Спыхальскому на палубу. Тот приладил к ней канат, получилось некое подобие огромного ведра. Его вытягивали втроем. Вода в трюме не убавлялась, но и не прибывала. В этом уже было спасение.
Прошел день, потом ночь. Беглецы работали без отдыха. Яцько старался не отставать от взрослых, но под утро совсем обессилел, и Арсен отослал его в каморку. Яцько не послушался, уселся на палубе под сломанной мачтой.
Вдруг он вскочил на ноги и хрипло закричал:
– Берег! Я вижу землю!
Все повернулись в ту сторону, куда показывал паренек. Сквозь серую утреннюю мглу достаточно четко вырисовывались очертания поросшего лесом гористого берега. Ветер гнал фелюгу прямо к нему.
Уставшие беглецы, оставив бочку, всматривались в неизвестную землю. Куда их прибило? Снова к Турции? К Крыму? А может, к Болгарии?
Звенигора знал наверняка – это не устье Днепра и не берега Добруджи или Буджака, низкие и безлесные. Значит…
Но думать было некогда. Фелюга быстро приближалась к бурунам. Уже слышен шум прибоя.
Встревоженные беглецы договорились, как вести себя, если они снова окажутся в Турции. Все будет зависеть от обстоятельств. Согласились, что Якуб выдаст себя за купца из Трапезунда, Златку – за свою дочку, а Звенигору, Спыхальского и Яцька – за невольников.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу