Янник Гранек - Богиня маленьких побед

Именно этим, на мой взгляд, объяснялся новый период бессонницы у Курта. В который раз так много усилий потрачено напрасно. Пробьет ли он вообще когда-нибудь, его час? Проклятие человека, который всегда шагает впереди своей эпохи. Или проходит мимо нее.

Меня разочарования тоже не обошли стороной: к семидесятилетию Альберта я связала жилет, и только после этого узнала от Лили, что у гения на шерсть аллергия. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пожертвовать эту бесполезную вещь в благотворительных целях. Мы оба были разочарованы: по отношению к гравюре и статье Курта Альберт неизменно демонстрировал лишь сдержанный энтузиазм. Разочаровать подарком – вещь неприятная, но быть человеком, к презенту которого отнеслись с таким пренебрежением – противно вдвойне. Лили угадала правильно, подарив свитер и большой пуловер из швейцарского хлопка, приобретенные на распродаже излишков армейского имущества, и с тех пор физик с ними не расставался. Какая горькая ирония для пацифиста!

– И что это был за подарок?

Оскар похлопал молодую супругу по руке:

– Слишком долго объяснять, Дороти. Адель наверняка знает об этом не больше тебя.

– Почему это? Что бы ни делал мой муж, меня уже ничем не удивить! Человек может путешествовать во времени? Подумаешь! Альберт и сам когда-то об этом говорил. С помощью математики можно доказать все, что угодно.

– Вы взяли слишком быстрый темп, Адель. И зашли чересчур далеко. Вероятно, от того, что влили в себя слишком много горючего.

Услышав из уст Оскара это едкое замечание, Лили тут же его перебила.

– Вы не шутите? Говорите всерьез? Но это же чистая научная фантастика!

Почувствовав, что обстановка накаляется, мой моллюск-муж тут же спрятался в свою раковину.

– Наш друг Гёдель не шарлатан! Это любому известно!

– Преподайте нам урок, герр Эйнштейн! Тогда я смогу рассказать детям, что присутствовала на лекции, которую вы читали в качестве профессора.

Дороти захлопала в ладоши. Она знала, как заставить мужчину говорить, и в совершенстве владела соответствующей методикой. Я в этом вопросе продвинулась на двадцать лет дальше нее – на те самые двадцать лет, которых у нее было меньше на бедрах. Альберт перед ее очарованием не устоял.

– Лучше скажите моим! Они от этих лекций до сих пор не могут прийти в себя.

– Выпьем за повелителей времени!

– Для подобной эквилибристики мне в первую очередь нужна трубка.

Когда физик пустился в объяснения и принялся кратко излагать суть уравнений и общей теории относительности, его молодые собратья стали покашливать. Терминология, которой он пользовался, не была мне чужда: слушая, помимо своей воли, их разговоры, я в конечном счете усвоила несколько базовых физических понятий. Но старалась я напрасно, мне в любом случае было не под силу представить этот мусс, приготовленный из четырех измерений: трех пространственных и одного временного. Может, потому, что для этого у меня было маловато пальцев? Насколько я поняла, ингредиенты Эйнштейна позволяли составлять самые разные рецепты. Его уравнения допускали несколько решений, каждое из которых представляло собой модель некоей гипотетической вселенной. И даже если представить существование других миров мне было трудно, ничего невозможного в этом не было: из одних и тех же ингредиентов у меня порой получались совершенно разные блюда: от божественных до несъедобных.

Опираясь на собственную математическую кухню, мой муж выдвинул предположение о существовании вселенной с совершенно неудобоваримой геометрией. В подобного рода мирах пространственно-временные траектории представляют собой замкнутые на себя петли времени. Он объяснил мне этот принцип на примере узкой полоски материи. Если вкратце, то его рассуждения сводились к тому, что человек, имея билет в будущее, в конечном счете мог прибыть на вокзал прошлого. По мнению Курта, двигаясь в космическом корабле по достаточно длинной и пологой кривой, в таких мирах мы могли бы попадать в любые временные промежутки и возвращаться обратно точно так же, как в нашей собственной Вселенной путешествуем по трем измерениям пространства.

Эта виртуозная игра с уравнениями и числами досаждала Альберту, который, по его собственному признанию, никогда не был «математическим чудом». Как-то раз он признался нам, что на уроках математики страшно скучал и что учителя не замечали за этим бестолковым подростком никаких особенных талантов [95]. Чтобы не оскорблять мужа, он демонстрировал по отношению к его работам кокетливую сдержанность старого краба. Старого морского рака. Максималистские обобщения Курта создавали почву для концепции времени, несовместимой с философскими принципами Альберта и необходимость прилюдно объяснять друзьям эту брешь была старому ученому неприятна. В поисках подходящего аварийного выхода он стал наматывать на палец прядь волос у виска.