Наталья Горская - Власть нулей. Том 2

– Господи, это в Райцентре так погано живут? – ахнула Маргарита Григорьевна.

– Не скажу за весь Рай, но когда Химкомбинат закрыли, для его бывших работников чёрные дни начались, а мы как раз в «химическом» квартале жили. Ещё ко всем родня из деревень драпает. Казалось бы, от голода и безденежья лучше в село, там хотя бы огородами спасаются, без денег можно жить. У нас в подъезде один мужик всю родню топором покрошил, не выдержал. Шесть человек в одной комнате жило, да ещё дочь рожать собралась, а к матери племянник решил приехать из совхоза, чтоб ближе в институт поступать. У нас жилищная политика такая, словно специально ждут, когда население начнёт друг друга давить, ещё и к совести призывать начнут, кто не смог вдесятером на одном унитазе уместиться, не захотел из одной кастрюли на три семьи баланду хлебать. Кто просто хотел оставаться человеком, да вот не дали такой возможности. Словно опыт какой ставят над людьми, сколько их можно напихать в картонные каморки. Из районной администрации бобры в соболях пожаловали, у каждого по три-четыре квартиры на харю, но очень удивлялись, как рядовой холоп зажрался: вшестером не смог ужиться, когда в иных притонах по двадцать человек в комнатке пердят. Ну, так людей ещё не так оскотинить можно, а этот не захотел в скот превращаться. Поместили его в отдельную камеру, как особо опасного душегуба, а он там… отдыхает! Наконец-то появилась отдельная комната, хоть узнал, как хорошо жить одному. Его на суде спрашивают, как он теперь с таким пятном с биографии существовать собирается, а ему после нашего коммунального ада ничего не страшно. Жена у него из нашего города была.

– И чего наши невесты туда ломятся? Таких неуравновешенных проще в родной деревне найти и ездить так далеко не надо, только на автобус тратиться до этого Центра Рая.

– Бери выше, такие и в Москве есть! Там и притонов больше, и миграция населения активней, поэтому спившихся и убитых сразу заменяют вновь прибывшие. Это у нас на окраине уже пустые многоквартирные дома стоят, а в столице сразу новые жильцы сыщутся.

– И чем твоя районная эпопея закончилась?

– К нам ОМОН пожаловал. Цыганка эта пакетики с наркотой в сливном бачке у нас хранила, всех на пол уложили, золовка со страху такую лужу сделала, лежит рядом с братом, он её лягает: «Какого хрена нассала тут под меня, курва!». Ужас! Как чужие друг другу, хуже врагов. Их убивать пришли фактически, а они и тут собачатся, никогда не поддержат друг друга ни добрым словом, ни нужным делом. Я золовке говорю, чтоб ко мне придвинулась, а мне один омоновец как даст прикладом! Муж аж ликом посветлел: дескать, так её, падлу, чтоб своё место знала. Там ещё какие-то собутыльники свёкра буянили, но прикладом приложили именно меня, как главную угрозу правопорядку. А я как раз на третьем месяце была, тут у меня третий выкидыш и случился. Ну, думаю, перебор – с меня хватит. И самое ужасное, что все такую жизнь считают нормальной, в порядке вещей! Я себя иногда чувствовала, как идиотка, которой хочется вопить от ужаса, а мне доказывают, что всё о’кей, что я сгущаю краски. Точнее, меня считали идиоткой, что я не хочу в этом скотстве жить. Через стенку семья жила в однокомнатной квартире, они нам завидовали, что у нас две комнаты. А у них на двенадцати метрах семь человек прописано, живёт ещё больше. Мужики все пьют, естественно – нынче они ничего кроме этого не могут. Невестка умудрилась троих родить, залетала даже после того, как её мужа в пьяной драке убили. Даже не знает, от кого! Оказывается, теперь это знать необязательно, лишь бы родила на страх всем врагам. Откуда там знать, если все жильцы спят друг на друге, групповуха чистой воды! Она спит, тут же рядом вечно пьяный деверь храпит, а с другого боку дед от рака лёгких загибается, кровью харкает. Когда у неё старший ребёнок от туберкулёза умер, им улучшили жилищные условия – выделили ещё такую же комнатёнку. Она умничать начала, меня вздумала жизни учить: «Ты что, забыла, в какой стране живёшь? В великой, вот в какой! Зато мы всему миру помогаем». Гляжу, а она опять с брюхом, «помощница» неутомимая. И опять не знает, от кого. В таком смраде, где у людей всякая этика разрушена, и не важно, кто там её на лестнице драл, лишь бы водку мимо не пролили. Так мне душно в этом «В мире животных» стало, что уехала, куда глаза глядят.

– И куда они у тебя на тот момент глядели?

– В Питер. Встретила того омоновца, который меня прикладом двинул. Точнее, он меня сам нашёл. Оказалось, это я ему понравилась, вот он прикладом восхищение и выказал. Ещё больше влюбился, когда я на него с кулаками набросилась: ты в курсе, сволочь, что я от твоего удара ребёнка потеряла! Он совсем обрадовался: «Вот и хорошо, зачем ты мне с ребёнком? Это от того обоссавшегося мяса, которое там с какой-то бабой за место на коврике воевало? Зачем тебе дети от такого неполноценного материала?». И забрал меня с собой. У него служебная квартира была в Девяткино, мы с ним неплохо жили – он всё время в командировках, я дома одна. Красота! После того дурдома, в каком я жила, как в рай попала.