Наталья Горская - Власть нулей. Том 2

Раньше говорили, что каждая советская семья пострадала во время Великой Отечественной войны. Теперь то же самое можно сказать о пьянстве. Странное дело: люди гибнут, а никто ничего не делает. Напротив, доказывают, что это нормально, так и должно быть. Дескать, наши деды и отцы ещё не так квасили, зато фашиста разбили и в космос полетели. И тут понимаешь, что пропаганда эта рассчитана на безродных, которые своих реальных дедов никогда не видели. Я своих видела. Правда, пьяными я их никогда не видела. А кому нравится сказка, что они произошли от алкоголиков, уже вряд ли чем поможешь.

Во многих городах за последние годы на кладбищах образовались целые аллеи, где лежат спившиеся люди. Население некоторых деревень и небольших посёлков на рубеже веков вообще в полном составе перекочевало туда. Туда, откуда не возвращаются. Сгинули полностью, словно и не было их. Ту же Великую Отечественную пережили, выстояли, а вот пьянку – нет, не сдюжили. Хотя и верили, что это – наша исконная традиция, которая проверена временем, поэтому вреда не принесёт. Кто-то пил много лет, пока однажды не выдержало сердце, у кого-то почки отказали и организм доживал последние дни без них, кто-то сошёл с ума и периодически гонялся за роднёй с топором. И иногда догонял. «Ну, он жа больной человек! – вступались за него на суде. – Яго жа лечить надоть, а не судить». Поэтому вся эта белая горячка, надоев до смерти тюремному начальству, вскоре выходила на свободу и начинала с новой яростью демонстрировать оставшейся после последнего наскока с топором родне свою «болезню».

То есть, близким не приходилось скучать рядом с этими засранцами, которые обладали неплохим здоровьем от природы, но ничего другого не смогли придумать для употребления сил и энергии. Не пришёл очередной Вождь, не направил, панимашь, на что-то великое, вот мы и тово… Именно такие мятые речи звучали на похоронах очередного алкоголика. А вокруг стоят угрюмые соратники по пьянке, как обиженные солдаты какой-то незарегистрированной армии, великие борцы с зелёным змием. Словно бы нашли себе такое героическое занятие, чтобы хоть с кем-то за что-то бороться. А поодаль сбились в стайку бабы с ярко выраженным синдромом «надо срочно замуж хоть за кого-то» и растерянно думают: за кого ж теперь-то? И так-то было не за кого, а теперь даже иэто загнулось. Предпоследний шанс уже зарыт, а вон стоит на подгибающихся ногах и последний, ещё не совсем жёлтый на фоне других обладателей цирроза, хотя перерождение разрушенной печени уже идёт полным ходом. И вот они смотрят на него… взглядом не доенной коровы.

Ещё до Перестройки появилась мода делать большие портреты усопших на могильных памятниках. Раньше всё было проще: ставили обычный православный крест (и это в советское, «атеистическое» время, как ни удивительно) из арматуры, а на крест навешивали стандартный портрет на хорошо всем знакомой металлокерамике овальной формы. Старая часть кладбища практически вся пестрит такими крестами с портретами. Только у товароведа городской кооперации торчит громадная стела с огромным портретом, как бы уже за версту кричит: «Здесь лежит товаровед, а уж никак не советский инженер или врач – и не надейтесь!». Чем была вызвана такая мода – сказать трудно. Должно быть лихорадочным желанием продемонстрировать любому, пусть даже совершенно постороннему прохожему, что «у нас не хужее, чем у других людёв!». И ещё страхом, что за скромную могилу станут подозревать в нищете – главном пороке новой эпохи. Некоторые стремительно беднеющие семьи выкладывали за оформление такой могилы практически все сбережения и даже влезали в долги на годы вперёд.

На «ярмарке женихов» тоже есть такие портреты. А сильно пьющий человек сами знаете, как выглядит. И странно, что родственники не догадались взять для портрета фотографию более ранних лет, когда отравление и разрушение организма ещё на сказалось на его внешности. Странно, что художник по камню так досконально изобразил эти безобразные черты и не попытался хотя бы чуть-чуть облагородить лицо умершего. Словно рисовал не для памятника, а для учебника по наркологии или токсикологии. Что такое в сущности намогильный портрет? Зачем с такой точностью изображать закопанную под ним в землю физическую оболочку человека, иногда слишком изношенную от ненормального образа жизни, если она вскоре начнёт разлагаться, изменится до неузнаваемости и вовсе исчезнет? В этом отношении разумнее памятники вовсе без фотографий или статуи каких-нибудь скорбящих ангелов, кому уж совсем стыдно бедным прослыть.