Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Повести и рассказы

На этом столе порядок. Стопочками разложены листки чистой бумаги. В синей, завязанной шелковыми тесемками папке — копирка. В стороне лежит толстый брульон довоенного качества в клеенчатой черной обложке; туда дядя Миша вписывает по алфавиту имена знаменитых людей, от лица которых предсказывает будущее. Знаменитостей очень много, и список все время пополняется. Возле машинки несколько исписанных листков — их Который приготовил для Кости, если тот захочет поработать. Уже чуть ли не год, как Костя освоил машинку. Правда, пишет он только тремя пальцами, но довольно быстро. К машинописной его практике тетя Аня относится положительно, считая, что в жизни это может пригодиться. Но содержания предсказаний она не одобряет.

Сняв с машинки металлический черный футляр, Костя идет к дивану, берет подушку и кладет ее на стул, чтобы удобнее было работать. Тем временем Мамай успевает залезть на стол и принимается лизать рычажки машинки. Дело в том, что дядя Миша время от времени смазывает механизм рыбьим жиром, за неимением машинного масла. Согнав кота, Костя прежде всего печатает в одном экземпляре тот предсказ, который он придумал для Нюты, Затем в четырех экземплярах перепечатывает с записочки первый предсказ Которого:

«Ты — баловень судьбы. Твоя жизнь тихоструйно-блаженна. Ты питаешься трюфелями, ты выписываешь устриц из Остенде, ты куришь сигары «Корона-корона» и пьешь коньяк «Мартель». Тебе предназначена долгая жизнь, но бойся крокодильих зубов судьбы, кои перекусят ее нить в ближайшем будущем. Исходя из сего, будь готов сменить тогу триумвира на сосновый бушлат и опочить там, где кончается маршрут трамвая № 4. Конфуций».

Затем Костя перепечатывает еще шесть записочек — от имени Линкольна, Лукулла, Карамзина, Оливера Кромвеля, Венеры Милосской и Реомюра. Разложив предсказы на столе, он с удовольствием оглядывает дело рук своих. Ни единой опечатки, строчки ровные и четкие. То, что предсказания отпечатаны на машинке, придает им почти документальную неопровержимость. Несколько огорчает, что все они кончаются кладбищем. Но это необходимо — для солидности. Дядя Миша знает, что пишет. Если в предсказах все будет хорошо — публика не станет им верить.

Но больше всего Косте нравится предсказание, сочиненное им самим для Нюты и подписанное Калигулой. Вечером, когда все в сборе и настает пора строить в прихожей баррикаду, он спрашивает у дяди Миши, кем был этот Калигула.

— Римским императором, — отвечает Который, придвигая к дверям сундук. — Он сказал: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».

— Он ввел коня в сенат, — добавляет тетя Аня, подпирая сундук кочергой и подставкой для зонтиков.

— Он был умный? — спрашивает Костя, придвигая к сундуку стул.

— Кто «он»? О ком ты — о Калигуле или о коне? — с некоторым раздражением спрашивает тетя Аня, водружая на стул медную ступку.

— О коне.

— Конь, вероятно, был умный, — говорит дядя Миша.

— А Калигула был хороший?

— Господи, может ли быть хорошим человек, который вводит коня в сенат! — восклицает тетя Аня. — Если бы у тебя был конь и если бы, скажем, в гимназии, то есть в школе, было бы общее собрание — разве ты повел бы коня на собрание? Подумай сам!.. А на крюк дверь мы заперли? — спохватывается она. — Вы не помните, Михаил Васильевич?

Который не помнит. Баррикаду общими усилиями разбирают, и, убедившись, что первая дверь закрыта на крюк, строят сооружение заново. Потом все идут на кухню — проверять черный ход. Там — постоянная баррикада, она не разбирается по утрам.

— Ну, слава богу, теперь мы можем спать спокойно, — говорит тетя Аня, убедившись, что все в порядке. — Я слыхала, что вчера на Тринадцатой линии был большой налет. Дежурных у подъезда убили, квартиру взломали. Когда подошел патруль, налетчики отстреливались и бросали из окон лимонки. Семеро убитых, трое раненых.

Который спокойно выслушивает это сообщение. Он уже привык к ежевечерним сводкам тети Ани. Пожелав приятных сновидений, он уходит к себе. Тетя Аня посылает Костю в ванную, чтобы тот умылся перед сном. В ванной комнате одному и днем-то быть неприятно, а вечером — тем более. Окна здесь нет, тусклая угольная лампочка светит еле-еле. Даже летом здесь сыро и холодно. Несколько лет тому назад здесь умерла бабушка. Пошла утром мыться — а потом ее нашли на полу. Случилось это через два дня после того, как с фронта пришла весть о том, что ее младший сын, дядя Саша, убит. Костя моется торопливо, но честно, даже за ушами трет. Но это не совсем честная честность: про себя он думает, что такое капитальное омовение дает ему право не умываться завтра утром. В памяти у него вертятся слова из песенки Гоши Ангела: