Михал Русинек - Непотерянный рай

Она замолчала. «Наверное, ослеплена», — решил Анджей и молча шел рядом.

Эва остановилась напротив собора, обвела взглядом всю площадь, долго, внимательно рассматривала фасад, бронзовых коней, которые, казалось, вот-вот пустятся галопом с главного портала храма.

— Это ты про них говорил в Варшаве, что их украл Наполеон и вывез в Париж? А до него их украли венецианцы, вывезли из Константинополя.

— Значит, ты помнишь. — Анджей был доволен.

— Как же не помнить об этих конокрадах.

Она вряд ли могла оценить гармонию трех стилей, идеально соединенных на фасаде базилики, почувствовать мастерство художников, чьи творения много веков покоряли зрителей. Трудно остаться равнодушным к этой неповторимой мозаике, ажурным башенкам, скульптурам, причудливому орнаменту. Эва воспринимала все по-своему.

— Этот прекрасный собор такой легкий. А фигурки словно после попойки. Он вообще-то забавен… не святыня, а дворец из восточной сказки. Не сердись на меня, Анджей, я в архитектуре ничего не смыслю, но мне так кажется.

— Почему я должен сердиться? Ты в чем-то права.

Кто-то бросил на мостовую горстку зерна, и с неба на землю упала огромная стая голубей. Теперь Эву интересовали только эти прожорливые, откормленные, драчливые птицы.

Она завороженно смотрела на голубей:

— Анджей, они ведь ручные, я тоже хочу их покормить. Где-то здесь продаются пакетики с зерном, купи мне, пожалуйста.

— Сейчас принесу.

Он с радостью исполнил ее желание.

Эва разбрасывала зерно, а вокруг нее шумно кружила серо-голубая стая. Два смельчака хватали корм прямо с рук. Эва стояла замерев, с вытянутыми руками, лицо ее светилось радостью. Для Анджея это была одна из прекраснейших минут путешествия. Он забыл, что Эву мало интересует живопись, мозаика, скульптура… И только видел ее счастливые глаза.

— Смотри, голуби просто устроили рыцарский турнир в твою честь. Если бы я смог нарисовать тебя среди этой тысячной голубиной толпы. Ты моя волшебница с площади Сан-Марко!

— Анджей, не шути, нарисуй меня, если уж обещал.

— Может, когда-нибудь попробую. Если я в Италии начну работать, то только благодаря тебе. Для меня это счастье.

Они два дня без устали бродили по городу, и вот как-то утром, во время завтрака у себя в номере, Эва сказала:

— Мне кажется, что я всегда жила в этом городе, что знаю Венецию… могу добраться до любого места. На всех перекрестках висят желтые таблички, указатели направлений: на Риальто, на Сан-Марко, в Академию, на Ферровиа… Тебе нравится мое произношение?

— Да.

— Я только забыла, что такое Ферровиа?

— Железнодорожная станция Санта-Лючия.

— Да-да, памятная для нас станция…

— Ты наблюдательная, все сразу схватываешь. По-моему, ты здесь не потеряешься. Быстро привыкаешь к новому месту, но все равно ничего ты еще не знаешь: ни города, ни его памятников, ни жизни венецианцев, которые совсем непохожи на жителей других итальянских городов. Они влюблены в красоту своей Венеции, о которой все говорят, что это самое великое чудо света. Они готовы терпеть бедность, нищету, живут впроголодь, в тесноте, в сырых квартирах, но ни за какие блага не покинут этот город и лагуну. Они гордятся Венецией. Да и разве можно говорить, что ты знаешь всю Венецию, если ты не была, например, в галерее живописи?

О посещении галереи Анджей мечтал еще в Варшаве, поэтому предложил Эве провести день среди картин. Эва согласилась, и они направились к пристани Ка д’Оро. Улицу, которой они шли, скорее можно было назвать трещиной среди старых, наполовину отсыревших каменных домов. Здесь, как и в каждом переулке и в каждой улочке, были видны следы умирания города, опускавшегося в лагуну, подточенного приливами, которые, ласково журча, надвигались на город.

— Несчастный город! Эти стены рассыпаются, как старые декорации. Смотри, даже не верится, что отсюда, со стороны канала, дворец Ка д’Оро блещет красотой, а за ним скрываются развалины.

Они проплыли под Риальто и через несколько остановок вышли у деревянного моста Академии.

Анджею хотелось поскорее показать Эве наиболее ценные и интересные картины. Они бегло прошли зал примитивной религиозной росписи, где было много позолоченных алтарей, фигурок и статуэток святых. Он вел ее в дальние залы к полотнам мастеров Возрождения: Карпаччо, Беллини, Тициана, Тинторетто, Веронезе…