Михал Русинек - Непотерянный рай

— Что же теперь будет, Анджеек? Мне так тяжело.

— Я должен расстаться с Ренатой, но только не причиняя ей боли.

— Анджей, у меня нет никаких прав на тебя, и бог свидетель, что не я начала сегодняшний разговор. Сделаешь так, как подсказывает тебе совесть.

— Я разойдусь с ней, я должен наконец разрубить этот узел.

— Но теперь я сама вижу, что следует немного подождать. Момент самый неподходящий, раз она только что получила письмо, которого ждала столько лет. Это будет жестоко. Ты как-то сказал, что через несколько месяцев поедешь за границу. Может, после твоего отсутствия, после временной разлуки тебе будет легче пойти на это. Скажи, а когда ты собираешься поехать?

— В январе, но не один.

— Знаю, с Якубом.

— Якуб не едет в Италию, он будет со мной только во Франции. Но я задумал совершить большое путешествие сначала по делам на несколько дней в Северную Италию, в Милан, а потом в Ниццу. И уже как частное лицо — в Венецию и Канн. Всю жизнь мечтал о такой поездке.

— Тебе можно позавидовать. Теперь я вижу, куда идут государственные денежки.

— Совсем не государственные. В командировку меня посылают лишь на несколько дней, а целый месяц буду жить на собственные деньги. У меня в банке есть немного валюты. Я получил ее за иллюстрации для зарубежных фирм.

— Я столько нового узнаю о тебе. С кем же ты поедешь в Венецию? Я видела этот город только в кино.

— С кем? По-моему, не так уж и трудно догадаться.

Эва почувствовала, как краснеет, густой румянец залил щеки. Ей стало стыдно, ведь Анджей еще может подумать…

Он привлек ее к себе и, глядя в испуганные глаза Эвы, сказал:

— Бывают все-таки и приятные новости. С кем же, как не с тобой. Я давно мечтал об этом, только боялся сказать, пока не придет приглашение.

— Кому приглашение?

— Тебе. Якуб вырвал его у этого Альберти из Венеции. Тому ведь это не стоит ничего, кроме гербового сбора в консульстве и почтовой марки. Для них это обычная формальность, а для нас документ, совершенно необходимый для получения паспорта. На твое имя.

— Анджей, ты шутишь, нет у тебя никакого приглашения.

— Письмо у меня при себе, могу показать. По этому приглашению тебе дадут заграничный паспорт. Завтра заполним бланки. Нужны четыре фотографии, запомни, левое ухо, то самое, которое я сейчас целую.

— Анджей, не могу поверить, что все это правда. — Он почувствовал, что, говоря это, она дрожит всем телом. — Как я счастлива, о боже! Ты хочешь взять меня с собой? Но у меня нет никакой валюты.

— Это уж моя забота.

Она подобрала руками волосы, пытаясь унять волнение, прийти в себя, но получилось обратное: вместо того чтобы успокоиться, соскочила с тахты и пустилась в танец на ковре между окном и столиком. Закружилась, радостно вскрикивая, а он с улыбкой смотрел на ее счастливое лицо.

— Ты не любишь, когда я называю тебя «мое дитя». А кто же ты?

Она прыгнула к нему на тахту. Присела на корточки. Блеснули ее красивые колени, почти касаясь его бедра. Она обхватила ладонями его голову и жарко смотрела ему в глаза.

— Люблю тебя, ты на все для меня готов. Люблю! Навсегда, навсегда, навсегда! До гробовой доски, на жизнь и на смерть! Только с тобой.

Он наклонился, обнял ее за талию и нежно поцеловал. Еще ни разу он не ощущал столь горячего дыхания, такого пьянящего запаха волос, как в этот раз.

В упоении она прошептала:

— Нет, не здесь, — и соскользнула с тахты на ковер, — хочу, чтобы было как в той корчме на сеннике. Анджей, я хочу вычеркнуть из твоей памяти те воспоминания!

Эва потеряла покой. Дни проходили в неописуемой суете, работе и хлопотах, связанных с подготовкой к отъезду, ведь скоро она отправится в первую в ее жизни зарубежную поездку.

Началось с фотографа, с этих жалких снимков с расплющенным лицом, выпученными глазами и резко обозначенным левым ухом. Она просто дрожала от стыда, когда после долгого сопротивления согласилась показать эти фотографии Анджею, но тот, напротив, пришел от них в восторг:

— Для паспорта они просто великолепны, феноменальны.

— Не говори глупости, карточки отвратительны. Неужели у меня и в жизни такое идиотское выражение лица?

— Я восхищен, а ты, видно, очень привередлива. Теперь я понял, что никогда не смогу написать твой портрет.

— Анджей, я об этом даже не мечтала. Я не знала, что ты пишешь портреты.

— Сделал несколько штук, эти, с позволения сказать, произведения искусства висят у моих друзей.