Михал Русинек - Непотерянный рай

— Какое письмо! С работы, что ли? — вырвалось у него.

«Это Перкун или какая-нибудь анонимка», — молниеносно подумал он и почувствовал, как на шее выступили капельки пота и ледяными шариками скатились вниз.

— Почему с работы? — удивилась она, но удивление это показалось ему деланным. — Оттуда нам письма никогда не пересылают. Тебе же вручают их прямо в руки там, на месте. В твои служебные дела я не вмешиваюсь, не хожу туда, фамилии сослуживцев знаю только по твоим рассказам. Разве что телефонный звонок, а писем никогда не было.

— Какой звонок? — Новые капельки побежали между лопаток.

— Если что-нибудь важное, я всегда передаю тебе, если мелочь, могу и забыть или пропустить мимо ушей, — объясняла она, потянувшись за своей сумочкой.

«Это Перкун, ух, дрянная баба, — подумал он, — пани Зофья права. Если не анонимка, так телефонный звонок. На днях она видела, как я входил с Эвой в ресторан «Бристоль»».

Рената нервно рылась в сумке. Она была взволнованна. Непослушными пальцами выложила на стол бумажник, календарь, губную помаду, очки в кожаном футляре, какие-то купоны сберкассы, счета за телефон.

Он обратил внимание, что уже несколько раз у нее в руках появлялся какой-то конверт, но она как бы умышленно теряла его, и он исчезал в бездонном чреве сумки.

— Ну вот наконец, — решилась она и показала ему конверт. — После стольких лет нашей совместной жизни это свалилось на меня как гром среди ясного неба и сегодня кажется мне уже совершенно ненужным. Не знаю, как ты воспримешь это, Анджеек.

— Да говори же наконец, в чем дело, — не выдержал Анджей.

— Бервинский скончался два месяца тому назад.

— Бервинский? Где он умер?

— В Америке, в штате Айова. Вот акт, подтверждающий его смерть. Пришел из Айова-Сити. Прочти!

Она с облегчением вздохнула. Он тоже, но только совершенно по другой причине. Еще секунду назад он думал, что всплывет имя Эвы и начнется истерическая сцена ревности, а тут вдруг объявилась эта неожиданная новость, этакий сигнал из потустороннего мира.

Нечто совершенно иное, но тоже достаточно сложное. Нужно было немедленно отреагировать на это известие, потому что Рената напряженно ждала ответа, а у него словно бы язык отнялся. В ту минуту все это показалось ему совершенно неправдоподобным. Двадцать лет их супружество было неофициальным, и вот наконец наступил час правды, долгожданный час, а он не может решиться на такую перемену.

— Так когда он умер? — рассеянно спросил он.

— Читай же письмо, седьмого октября.

— И сколько ему было лет?

— Он был на два года старше меня, но это неважно, к чему тебе эти подробности? — спросила она, озадаченная его реакцией на письмо.

— Хочется знать кое-что о человеке, имя которого мы не упоминали столько лет.

— Не упоминали, и ты хорошо знаешь, по каким причинам. А сейчас ты молчишь. Я была права, когда боялась сообщить тебе об этом.

Теперь ему стала понятна ее благосклонность. Поезжай в Закопане, поезжай один в Италию, говорила, а у самой в сумке этот документ, это было для нее поважнее, чем совместная поездка, это было самое главное.

Столь критически оценив поведение Ренаты, он попытался уклониться от прямого ответа:

— Ты считаешь, что сейчас это совершенно необходимо?

— Совершенно необходимым оно никогда не было.

— Но тебе хотелось бы?

— Любая женщина на моем месте посчитала бы, что это должно свершиться. Но я напрашиваться не буду. И вообще, создается впечатление, что ты меня и не знал раньше. Этот разговор мне неприятен, скажу больше — оскорбителен. Оставим эту тему.

Он встал из-за стола, прошелся по кухне, ему было неловко сидеть лицом к лицу с ней.

— Пойми, это известие свалилось на меня так неожиданно, я еще не переварил его. Ты узнала значительно раньше. Не сердись, но мне нужно подумать.

Он лгал, размышлять было не о чем. У него совершенно другие планы. Он не хотел этого. Давно ожидаемый момент явился теперь для него препятствием, перечеркивал все его планы и надежды.

После этого разговора лишь одно стало ему совершенно ясным: Рената пока ни о чем не догадывалась.

На следующий день за завтраком он не проронил ни слова о вчерашнем. Быстро съел несколько сухариков с маслом и медом, выпил кофе и, сказав Ренате, что ужасно торопится, молниеносно исчез.

На службу он пришел раньше обычного. Буркнул что-то Матеушу в ответ на теплое приветствие. В приемной пани Зофьи еще не было, и он, не задерживаясь, прошел к себе.