Михал Русинек - Непотерянный рай

Она хорошо изучила его и знала, как он не любит, когда его расспрашивают о начатой работе. Пока он не закончит свое произведение, оно не существует ни для кого, кроме него самого, он сам решает, когда можно показать готовую работу. Раньше Рената всегда была первым зрителем, он ей первой показывал законченную картину или рисунок, она была и первым критиком, но только безмолвным, потому что на долгие годы запомнила, как он однажды отругал ее, когда она начала расхваливать картину.

— Проклятье! Я тебе не для того показал ее, чтобы ты мне тут курила фимиам. Гляди на полотно и думай что хочешь об этой мазне. Я-то знаю, что она ни черта не стоит.

Зато он любил, когда она подолгу, молча разглядывала его работы или просила разрешения еще разок посмотреть.

Так было раньше, когда еще был теплым их ныне остывающий очаг. Сейчас радовало уже одно то, что после долгого перерыва он пробует свои силы. Интуиция подсказывала ей, что в нем происходит перемена и причину ее нужно искать вне этого дома. Но Рената не пыталась расспрашивать его. Терпеливо, с затаенной тревогой ждала она, когда он сам заговорит об этом.

И вот однажды, было это в начале зимы, она дождалась. Вечером за «обедо-ужином», когда они уже поели и пили чай, Анджей вдруг заговорил:

— Теперь тебе приходится каждый день выбрасывать целую кучу бумаги. Я пытаюсь что-то делать, но ничего не получается. Если бы мне удалось куда-нибудь съездить, и притом надолго, я, пожалуй бы, набрался свежих впечатлений, столь необходимых мне сейчас. Возможно, и смог бы что-нибудь сделать.

— Ты всегда любил Закопане, вот и поезжай туда. Возьми отпуск, можно и неоплачиваемый, — посоветовала она.

Он был удивлен: она предлагает ему поехать одному, без нее… Согласна на какое-то время исчезнуть из его поля зрения, чтобы ему легче работалось. Видимо, считает, что ему нужна полная свобода, чтобы он сам распоряжался своим временем. Это было первое, что тогда подумал он, вспомнил, как сам рассказывал ей когда-то о полной приключений жизни Гогена, о том, как тот убежал на далекие острова в океане от близких людей, от собственной жены, от цивилизации в дикое одиночество первобытного человека.

— Закопане, говоришь? Конечно, я его люблю, только сейчас мне хочется уехать куда-нибудь подальше, например в Италию. Если удастся совместить командировку с отпуском, у меня будет довольно много времени, чтобы побыть там.

Он говорил правду, не отступая от своего принципа: как можно меньше лгать, как можно меньше утаивать. Его действительно ждет поездка через несколько месяцев в Милан и в Канн, а потом у него еще есть возможность продлить свое пребывание в Италии.

— Значит, ты хочешь в Италию?

— Да, в Италию.

— Ты бывал там уже несколько раз.

— Да, но каждый раз недолго, только по служебным делам. Это ничего не дает. Хотелось бы разок пожить там не в роли загнанного чиновника, мечущегося с совещания на совещание, а художником, который волен распоряжаться своим временем.

— У тебя в банке есть немного валюты, вот и используй ее для этой цели. Лучшего применения для нее и не придумаешь. Принеси в жертву своему таланту.

Анджей забеспокоился, что с ней происходит? Он предпочел бы, чтобы она не соглашалась. Они давно задумали на эти деньги съездить в Испанию или Грецию. Но как далеко ушли те минуты, когда они с разгоряченными лицами погружались в изучение проспектов, карт и путеводителей, с трудом раздобытых в туристских агентствах этих стран. Блуждали глазами по планам Мадрида и Барселоны, разглядывали фотографии корриды, пейзажи Пиренеев.

Теперь, после столь неожиданного согласия Ренаты, ему было стыдно, и он не мог этого скрыть. Чтобы как-то получить отпущение грехов, он сказал:

— Но ведь эти деньги мы отложили не для того, чтобы я поехал один.

— Как хорошо, что ты помнишь об этом, но я никуда не поеду, тебе они больше пригодятся.

Именно в тот день Рената почувствовала, что атмосфера за ужином чуть-чуть потеплела, если сравнивать с минувшими месяцами. Немного осмелев, она сказала:

— Я уже целую неделю собираюсь рассказать тебе одну вещь, но все не решаюсь… — Она осеклась.

— Что ты имеешь в виду? — снова встревожился он, пожалуй даже сильнее, чем за минуту до этого.

— Боюсь, что ты неправильно поймешь меня и подумаешь, что здесь какой-то умысел. Я даже хотела показать тебе письмо, но все откладывала со дня на день…