Михал Русинек - Непотерянный рай

— Кандидатуры не вызывают сомнений. Других кандидатур нет? Возражений не вижу. Принято, переходим к следующему вопросу.

Одна рука все же поднялась. Вот как, значит, не напрасны были предчувствия Чайны. Это Карпацкий.

— Прошу слова.

Опешивший Боровец нахмурил брови, посчитав, что поднятая рука предвещает запоздалые возражения.

— По какому вопросу? В порядке ведения собрания?

— Нет, именно по этому пункту.

— Но ведь он уже решен. Никто не возражал.

— Но это произошло так быстро, что я не успел руки поднять.

Боровец еще больше надулся.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста. Каждый имеет право выступить и выдвигать свои возражения, — язвительным тоном произнес он и в то же время так широко развел руки, приглашая оратора, что под ним затрещало кресло.

— Пожалуйста, послушаем вас.

— А я вовсе не с возражениями, дорогой председатель, — начал Карпацкий. — Обе кандидатуры удачны, особенно наш пан Анджей, ему, как художнику, мы должны максимально облегчить связь с внешним миром. Ведь он тут работает на других, а не на себя. В гораздо меньшей мере я забочусь о Якубе Куне, он и так поспевает во все зарубежные поездки, можно бы и дать ему отдохнуть. Но я о другом. Мы все время посылаем наших наблюдателей с жалкими грошами в кармане, а между тем сейчас самое время взяться за пропаганду наших достижений, что нам, к сожалению, недоступно, потому что наши посланцы получают лишь по нескольку долларов в день. Куда лучше поступают чехи и венгры. Мы же по сравнению с процветающими зарубежными фирмами выглядим этакими золушками. И я всегда буду настаивать на увеличении расходов на пропаганду нашей культуры за рубежом, так как без денег мы ничего не добьемся. Руководство должно наконец понять это. Я кончил, пан председатель, спасибо за внимание.

— Очень уместное замечание. Спасибо, коллега, — повеселел Боровец, — в других поездках мы должны учесть это, но не все зависит от нас. Идем дальше. Пан директор, вы записали предложение коллеги Карпацкого?

— Записал.

Чайна кивнул головой, но не только председателю, а и Анджею, ведь все, как всегда, пошло по его наметкам. И Карпацкий был доволен, все-таки он как-то выразил свое несогласие, чтобы не канула в Лету его репутация вечного оппонента.

Анджей почувствовал симпатию к Карпацкому, так как тот тонко напомнил всем, что Анджей художник, и даже потому, что Карпацкий вообще попросил слова. Он хорошо знал эти предварительно подготовленные совещания, усыпляющие своей скукой и шаблонностью, поэтому и такое пустяковое выступление заядлого спорщика повышало ценность принятого решения, которое теперь нельзя было считать навязанным и молчаливо одобренным. Древняя поговорка «cum tacent, clamant» [5] Здесь: молчание выразительнее слов (лат.) . никогда не казалась Анджею верной и убедительной. Впрочем, сегодняшнее выступление Карпацкого было совсем невинным, а ведь все знали, что коль скоро он пришел, а приходил он редко, то всегда мог разразиться критикой в адрес института, а то и в адрес правительства, причем критикой иногда настолько острой, что у некоторых присутствующих, особенно у тех, кто привык покорно поджимать хвост, мурашки пробегали по коже при одной только мысли о том, что они являются свидетелями столь безответственных выступлений. К тем, кто дрожал за свою шкуру, принадлежал, разумеется, и Крук, но после сегодняшнего выступления Карпацкого он мог преспокойно повторить свою вылазку за сигаретами.

Был час дня, когда Анджей собрал свои папки и, раскланявшись с присутствующими, вышел из зала заседаний.

Когда она открыла глаза, ей не верилось, что уже так поздно. Треугольный солнечный зайчик успел соскользнуть с дверцы шкафа в угол комнаты — стало быть, одиннадцать.

Давно Эва не спала таким крепким сном, как в эту ночь. Впервые за много дней почувствовала она тепло во всем теле. От блаженной истомы не хотелось вставать. Что-то хорошее случилось нынешней ночью, хорошее и необычное. Еще недавно она даже не думала, что может наступить такая минута.

Поначалу не верила своей памяти, и только когда увидела записку на столе, убедилась, что это правда. Не сон, а явь.

Она лежала навзничь, не видя ничего, кроме одного человека. Это был Анджей. Он затмил весь окружающий мир. Человек, не похожий на всех остальных. Кого из прежних ее знакомых можно сравнить с ним? Никого. Ни по внешности и ни по возрасту, да и не в этом дело. Те моложе и, наверное, красивее, но обыкновенные куклы, если поставить их рядом с ним.