Михал Русинек - Непотерянный рай

Затем Анджей перешел к утверждению эскизов, заказанных институтом. Докладывал он сжато, не любил перегружать выступление деталями. Он знал, что все, кто собрался здесь, ценят краткость, а не долгие рассуждения.

Он знал, что его обязательно поддержат несколько известных художников, входящих в состав комиссии, а также сидевший за зеленым столом Салява, стало быть, можно заранее предсказать решение совета.

— Вот и все, что было у нашего отдела на сегодня. Пять предложений. И еще прошу утвердить заключение художественной комиссии.

Напомнил им о комиссии и кивнул на папки с эскизами. Единственным, кто, кроме Салявы, поинтересовался содержанием папок, был режиссер Анубис.

— Разрешите посмотреть эти эскизы, — попросил он, — вы упомянули фамилии первоклассных художников.

— Пожалуйста. Главное, обратите внимание на эскизы заставок.

Салява еще раз просмотрел хорошо знакомые ему рисунки. Анубис тоже склонился над листами и причмокивал от удивления.

— Этот Грохульский здорово вырос за последнее время, — шепнул он Анджею. — Недавно сделал отличные декорации для Театра новостей. Растет, энергичный, смело работает.

Слова Анубиса покоробили самолюбие Анджея. Может, намекает на то, что он променял талант художника на канцелярское кресло в институте?

В это время за столом произошло некоторое замешательство, так как листы с рисунками пошли по рукам, что дало возможность Круку дотянуться до кубка с сигаретами. Наблюдательный человек смог бы заметить, что экс-барон берет по ошибке сразу две штуки, причем одна из них по дороге исчезает где-то в полах его пиджака, прежде чем другая достигнет уст автора некогда сочиненных песенных текстов. Но никто этого не замечал, зато через минуту все могли видеть, как внимательно слушал и одобрительно кивал головой Крук, когда председатель излагал решение по делу пяти художников.

— Возражений нет, не вижу, переходим к следующему вопросу.

Перешли, значит, наступило время, когда Анджей обычно покидал зал заседаний, как делали это и консультанты по другим специальностям.

Он и сегодня хотел было поступить таким же образом, тем более что до сих пор не было желанного телефонного звонка, но Чайна, господствующий тут над всем, уловил его состояние и мигом подсунул записку:

«Прошу задержаться до рассмотрения пункта девять. Канн! Кто знает? Сегодня присутствует пан К.».

«Пан К.? — удивился Анджей. — Здесь несколько человек на букву К., вот хоть бы Крукевич, но он, конечно, не в счет. Наверное, имеется в виду Карпацкий, он редко бывает в институте и к тому же любит высказывать собственное мнение по некоторым вопросам».

Кивком головы Анджей выразил свое согласие остаться и в ожидании девятого пункта повестки дня полностью отключился от того, что происходило. А на заседании по-прежнему вносились предложения, не было возражений и решения принимались одно за другим, умножая записи в книге протоколов, которыми венчались все комбинации Чайны и Боровца.

Было уже двенадцать, а пани Зофья все не присылала гонца с приглашением к телефону. Дальнейшее ожидание стало казаться Анджею безнадежным.

Не подадут оттуда никаких признаков жизни. День развеял все ночные иллюзии, и, наверное, там, у нее дома, все вернулось в прежнее состояние.

«Нет, этого не может быть, — отгонял он зародившийся страх, — она обещала, клялась, глаза ее светились так искренне. Она опять поверила в себя, ему удалось пробудить в ней желание жить, ее следует только поддержать».

Он встал, шепнул Чайне, что отлучится на минуту к телефону, а за дверью почти побежал. В гардеробной нашел Матеуша, объяснил ему, что и как, дал денег, вручил конверт с адресом, написанным заранее еще в кабинете, и сказал:

— Пан Матеуш, как можно быстрее, позже там можете никого не застать и дверь будет закрыта.

— Я мигом, дорогой профессор. На Польную меня кто-нибудь из них подбросит, заседание еще долго продлится, — показал он на сидевших в гардеробной шоферов, которые попивали черный кофе, потому что у них тоже было низкое давление.

Вернувшись в зал, Анджей немного успокоился. Собственно, ничего не изменилось, но сам факт, что он уже начал что-то делать, действовал на него успокоительно. И мысли потекли в несколько ином направлении. Она, наверное, спит, так было бы для нее даже лучше, все-таки отдых после таких тяжелых дней поможет ей прийти в себя. Он уже размышлял, куда бы повести Эву обедать, ее нельзя оставлять одну, за ней нужно присматривать все время, и не только сегодня, но и завтра, и ежедневно.