Михал Русинек - Непотерянный рай

— Не говори так, он достаточно мужественен… И зачем мы вообще о нем говорим? Бог с ним.

— Сказать правду?

— Какую правду? — удивился он.

— Да плевала я на этого Джордана.

Это было в ее прежнем стиле, довольно вульгарно. Последнее время она не позволяла при Анджее грубо выражаться. Он вспомнил, что она и на Роберта плевала, но, окажись он снова рядом, наверняка изменила бы свое мнение о нем. Нельзя доверять ее признаниям. А может быть, в ней побеждает прошлое?

— Поцелуй меня и не дуйся, — она прижалась к нему, — вот так, так я очень люблю. Я хочу, чтобы все было как во «Флориде», мне по ночам снится Венеция и наша встреча… Один сплошной мост Вздохов!

Этим она обезоружила его. Анджей нежно обнял ее. Мягкие душистые волосы коснулись его щеки. Он задыхался, лежал с закрытыми глазами и ощущал всю ее.

Нет! Он не хочет, именно сегодня ничего не хочет. Пусть останутся в памяти иные ночи — те, чистые, когда после каждого прожитого дня они оставались вдвоем. Ночи, полные взаимного доверия, ничем не омраченной нежности, счастья — там, во «Флориде», и здесь, в скромной «Амироут»… Все прошло.

Он гладил ее волосы, думая о тех днях.

— Анджей? — Эва приподняла голову с подушки и посмотрела ему в глаза.

Он отвел взгляд и поцеловал ее в щеку, почти по-отцовски.

— У меня сегодня был напряженный день. Там, в казино, — уточнил он поспешно. — Я страшно устал и хочу спать.

Он врал. Он не устал и не хотел спать. Он знал, что сделает так, как решил.

Наутро, за завтраком, который они ели в номере, его опять охватили сомнения. Сказать ей все? Правильно ли он решил, не поступает ли опрометчиво? Прав ли он, что так плохо о ней думает? Неужели в нем заговорило обычное мужское самолюбие?

Потом, как обычно, он проводил ее по бульвару Круазетт до фестивального дворца, который был совсем рядом с «Карлтоном». Времени на разговор было мало, он заторопился с вопросами:

— У тебя уже все обговорено относительно твоей поездки в Париж?

— Да. Вся группа выезжает на следующий день после закрытия фестиваля. А я в субботу с мадам Эдит, у нее и поселюсь. Эдит уже дала мне план города, чтобы я изучила Париж. Да, дорогу оплачивает фирма.

Она была радостно возбуждена, но, почувствовав, что излишне радостна, попыталась говорить сдержанней:

— А ты не мог бы возвратиться в Варшаву через Париж? Тогда мы поехали бы вместе.

— Это невозможно. Наши билеты действительны по маршруту Венеция — Варшава. Правда, свой ты сможешь потом обменять в Париже, в нашем туристическом агентстве «Орбис» через посольство, — ответил он уклончиво.

— Мы должны все обстоятельно обговорить. Мне там будет без тебя очень плохо, Анджей.

Ему показалось, что и это она сказала ради приличия. А может, он все же ошибается, излишне придирчив?

— Но ведь с тобой будет мадам Эдит, она производит хорошее впечатление.

— Она прекрасная женщина, — опять радость прорвалась в голосе Эвы. Она вся была поглощена новыми планами.

— Вот и хорошо. А я буду тебе писать. У меня уже есть твой адрес: Пти-Мюск, 25. — Разговор не клеился, был какой-то деланный. Он помолчал и наконец решился сказать то, что продумал раньше. — Знаешь, я хочу, чтобы ты чувствовала себя независимой. После казино у меня есть кое-какие деньги, ты возьми их с собой. Всегда надо иметь что-то в запасе. А мне в Варшаве валюта не нужна.

Она остановилась:

— Да, ты всегда думаешь обо мне! Иногда меня даже несколько раздражает твоя прямо-таки отцовская опека, а иногда трогает…

— От лишних денег голова не болит. Вдруг у тебя появится желание уехать раньше из Парижа или возникнут какие-нибудь непредвиденные обстоятельства…

— Смотри, не сглазь! Спасибо тебе, хотя от твоих слов мне как-то не по себе. Почему именно сейчас ты об этом заговорил? Ведь я не сегодня уезжаю в Париж, мы еще много дней проведем вместе в Канне.

Наверно, здесь он должен был сказать ей правду. Почему же он солгал, не открылся ей? Они уже стояли на ступеньках фестивального дворца, с моря дул сильный ветер, над их головами громко хлопали флаги. В этом оглушающем шуме моря и ветра Анджей неуклюже пытался что-то объяснить.

— Да, еще много дней в Канне будем вместе… Пока, дорогая! — Он торопливо попрощался.

Такое прощание не удивило Эву, так он говорил каждый день, провожая ее. Она ничего не почувствовала и, поцеловав его, толкнула дверь:

— Пока, Анджей! Я всегда согласна с тем, что ты предлагаешь, потому что…

Ее слова утонули в шуме ветра, последний раз мелькнули золотистые волосы.