Александр Снегирёв - Бил и целовал

Как-то раз поздней ночью я провожал ее. Мы ласкались, сидя на ограде возле могилы, и вдруг ее тело обмякло, и она упала в кусты ярких осенних цветов, высаженных рядом с надгробием. Не в силах удержать ее, я повалился сверху, успев только защитить ее голову от удара о гранит. Когда до меня дошло, что она потеряла сознание, я нервно рассмеялся. Оглядевшись по сторонам и никого не увидев, я не придумал ничего лучшего, чем ударить ее по щеке и тотчас поцеловать. Во мне заговорили знания, почерпнутые из фильмов и детских сказок, когда шлепки по лицу и поцелуи поднимают с одра. После первого раза ничего не случилось, и я повторил. И снова повторил. Я впервые бил женщину, бил, чередуя удары с поцелуями. Не успел я увлечься, как она раскрыла глаза.

Одним солнечным октябрьским днем в универе отменили занятия, и я взбежал по знакомой лестнице на второй этаж, чтобы дождаться ее. Третьеклассник впустил меня, он прилежно корпел над учебником английского, а я рассматривал хрустальную посуду, стоявшую за стеклом одного из огромных, во всю стену, шкафов. Эти темно-коричневые шкафы с многочисленными дверцами громоздились у них повсюду, и каждый представлял какую-нибудь породу дерева. Когда мне наскучило наблюдать богемское сверкание, я решил помочь своему бывшему воспитаннику с уроками, но он, повзрослевший, во мне уже не нуждался. Тогда я уставился в окно, в то самое, под которым полковница.

И вот смотрел я на камень, задумался, не помню уже о чем, и тут мои мысли прервала машина японского производства, въехавшая в картину моего мира. Автомобиль остановился перед подъездом, и сквозь лобовое я увидел ее. За рулем сидел неизвестный. И мне почему-то захотелось с подоконника слезть, отвернуться и не видеть ничего, а что видел, забыть. Но ни отвернуться, ни тем более забыть я не мог. Между ними тем временем началось, и в какой-то момент она распахнула дверцу и выскочила с хохотом, а он через сиденье перегнулся и обратно ее затащил.

Я смотрел на мельканья под лобовым, а поверх пузырем отражались деревья и небо. Я смотрел и тогда, когда иномарка укатила, а она, раскрасневшаяся и торопливая, вошла в комнату.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, и я подумал, что не знаю, что я здесь делаю.

Спустя годы, по просьбе кабельного канала, пригласившего меня к участию в программе о близком сердцу столичном районе, я с двумя операторами побывал в родном дворе, заглянул на баскетбольную площадку, где, к собственному удивлению, забросил трехочковый, и, конечно, пошел к могиле. Гранит и яркие осенние цветы были на прежнем месте. Я снова, как восемнадцать лет назад, водил пальцами по «рабе Божьей», по «полковнице», по фамилии Козлова, по отчеству Ивановна, по тридцать седьмому году смерти. Пальцы гладили выщербины и трещины, обрисовывали в воздухе утраченную вазу или ангелка, а я смотрел на окно второго этажа. Ничего не изменилось – удивительно для нашей богатой ремонтами эпохи. И рамы прежние, и все тот же старомодный кондиционер, те же вертикальные жалюзи. Мне даже показалось, что кто-то на меня смотрит через щель.

Программа с моим участием вышла в эфир, и я снискал славу незаурядного краеведа. Многие жители района удивились, что ничего о могиле не знали. Известно, что еще полвека тому назад здесь стояло большое село Семеновское, при нем имелась церковь и кладбище, но на сохранившуюся могилу никто почему-то внимания не обращал. Кто-то обнародовал карту, на ней было обозначено, что дом стоит прямо на месте бывшего кладбища и церкви. Суеверные заволновались, верующие потребовали восстановления культового сооружения прямо во дворе вместо детской площадки, атеисты ощерились многочисленными подписями против. Я получил письмо.

Неизвестная сообщила, что стоило бы разобрать имя погребенной полковницы Козловой, потому что если под камнем покоится Харитинья Козлова, тоже при жизни полковница и тоже Ивановна, скончавшаяся в том же одна тысяча восемьсот тридцать седьмом, то это не просто полковница, а родственница поэта Пушкина.

Не найдя в квартире мела, я взял с собой немного муки и снова отправился к камню. Готов поспорить, что за последние лет сто ни один мужчина не навещал полковницу так часто. Дорóгой я думал о том, что будет очень забавно, если каким-нибудь полицейским вздумается меня обыскать. Они найдут пакетик с белым порошком и спросят, что это, а я отвечу – мука, тогда они спросят, зачем, а я отвечу – хочу разобрать имя мертвой полковницы…